Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Старик опустил плечи. Гнев ушел, осталась только бесконечная усталость человека, который понимает, что история не оставляет ему выбора.

Анастас Иванович мягко коснулся его рукава.

— Мы не просим вас красть документы. Мы просим научного шефства. Консультации. За разумное вознаграждение, разумеется. И гарантии, что ваши ученики в Союзе — тот же Разуваев, Немцов — не пострадают, а возглавят новые институты, построенные по вашим идеям.

Ипатьев долго молчал, вращая бокал и глядя, как свет играет в темной жидкости коньяка. Казалось, он взвешивал на весах совести свою обиду и судьбу страны.

— Фосфорная кислота на кизельгуре, — наконец произнес он. — Твердый катализатор. Это ключ. Жидкая кислота разъедает оборудование, а твердый носитель — кизельгур — решает проблему. Только надо его запечь, запечатать кислоту в гранулах. Температура — двести четыре градуса, давление — пятнадцать атмосфер.

Услышав эти слова, я мысленно выдохнул и перекрестился. Он согласился! Мы получили ключ к «крови войны» — стооктановому бензину — почти даром. За бутылку коньяку.

— Спасибо, Владимир Николаевич, — искренне сказал я. — Еще один вопрос, если позволите. По смежной теме. Нам катастрофически не хватает дешевого ацетона для производства бездымного пороха и аэролаков. Я слышал, есть метод получения его через брожение…

Ипатьев вдруг рассмеялся, впервые за вечер сухим, старческим, но добродушным смехом.

— Голубчик мой! Леонид Ильич! Вы путаете божий дар с яичницей. Ацетон, брожение, бактерии… Это к Хаиму Вейцману. Это биохимия, бактерии Clostridium. Вейцман на этом свое состояние сделал еще в прошлую войну, продавая ацетон англичанам. А я — химик-органик. Я работаю с давлением, температурой и катализом. Нефть и бактерии — вещи разные. За ацетоном вам не ко мне.

Он тяжело поднялся, опираясь на трость.

— Но по бензину… Я подготовлю для вас подробную записку. Передам через верных людей. Только ради Бога, пусть в Москве не напутают с рецептурой носителя. Там важна каждая мелочь.

Когда дверь за ним закрылась, Микоян устало откинулся в кресле и расстегнул воротник рубашки.

— Тяжелый старик. Кремень. Но голова золотая. Считай, Леня, что мы сегодня купили лишнюю сотню лошадиных сил для каждого нашего мотора.

— И почти бесплатно, — добавил я, пряча блокнот во внутренний карман. — Теперь бы еще довезти это знание до дома и не расплескать.

* * *

Следующая новость пришла через два дня. В моем номере раздался телефонный звонок. В трубке голос Грачева звенел от плохо скрываемого торжества — он звонил из Индианаполиса.

— Леонид Ильич! Принимайте работу. Сдались буржуи.

— Докладывай условия, — коротко бросил я.

— Как и планировали. «Мармон-Херрингтон» отдает всё: технологию производства раздаточных коробок, передних ведущих мостов, шарниров равных угловых скоростей. Полный комплект чертежей на всю линейку для переоборудования «Фордов», которые по раме один в один наши ГАЗ-АА. Цена — сто двадцать пять тысяч долларов. Вписываемся в ваш лимит.

— Отлично, Виталий! — я сжал трубку. Это были копейки за такую технологию.

— Но это не всё, — продолжил Грачев. — Они сначала двести пятьдесят просили. Уперлись рогом. И тут я вспомнил вашу идею с бартером. В общем… еще на сто тысяч они согласились взять товаром. Пушниной. Я им пообещал партию отборного соболя и чернобурки через «Амторг». У владельца жена меха любит, да и продадут они их с наценкой.

Я довольно улыбнулся. Ай да Грачев! Но и я молодец. Не зря я полгода назад, преодолевая ухмылки «серьезных» товарищей в ЦК, продавливал постановление о расширении сети зверосовхозов. Мне тогда говорили: «Леонид Ильич, нам сталь нужна, а вы с песцами возитесь, как барышня». А я знал из будущего, что «мягкое золото» — это единственная твердая валюта, которой у России всегда было в избытке. И вот теперь эти мои «песцы» купили нам проходимость для будущей военной техники. Пушистый полярный лис вытащит железного коня из грязи.

— Оформляй сделку, Виталий Андреевич. Визу я дам немедленно. И возвращайся. Мы едем на восток… вернее, планы меняются. Жду тебя.

* * *

Чикагские сумерки сгущали копоть над Мичиган-авеню, когда к парадному подъезду «Стивенса» вынырнул наш «Лэнд Крузер». Темно-вишневый лак, еще утром сиявший имперским блеском, теперь был покрыт серой дорожной пудрой Индианы. Машина выглядела как породистый скакун после кавалерийской рубки — уставшая, запыленная, но непобежденная.

Дверь водителя отворилась с тяжелым, солидным чмоканьем. Виталий Андреевич выбирался из-за руля медленно, с хрустом разминая затекшую поясницу. Лицо серое от усталости, под глазами залегли тени, но взгляд горел хищным, злым азартом человека, который только что загнал зверя.

— Готово, — он небрежно хлопнул ладонью по пухлому кожаному портфелю, лежащему на пассажирском сиденье. — Чертежи мостов, спецификации карданов, патенты на шарниры. Хоть завтра запускай конвейер.

— Отличная охота, Виталий.

Я кивнул на капот, от которого исходил жар остывающего восьмицилиндрового монстра. Металл тихо потрескивал.

— Как аппарат? Не подвел?

Грачев провел ладонью по нагретому крылу, словно успокаивая зверя.

— Машина — песня. Плывет, а не едет. Но жрет — мое почтение! — он сокрушенно покачал головой. — Аппетит у этого красавца, доложу я вам, как у полковой лошади. Пока до Индианаполиса и обратно мотался, три раза к колонке прикладывался. Двадцать литров на сотню вылетает в трубу, не меньше. И это — по гладкому бетону, без груза.

Да, неприятная цифра! Два ведра бензина на сто километров пустой езды… Американские моторы, увы, никогда не отличались экономичностью. А ведь грузовые Студебеккеры будут лопать еще больше! Так у нас бензина ни на что не хватит, даже с расчудесными изооктанами Ипатьева. Дизель нужен для таких перевозок! Тогда топливный баланс страны будет, хм, сбалансированным.

— Вот смотри. Виталий Андреичь — двадцать на сотню. А теперь масштабируй. Представь, сколько будет жрать та десятитонная махина, которую мы заказали Студебеккеру? Или танк, когда полезет через осеннюю распутицу?

Картинка перед глазами встала жуткая: колонны техники, вставшие посреди степи с сухими баками. Помню-помню, как в начале СВО вставали без топлива целые батальоны прожорливых Т-80.

— В общем, Виталий, дело такое: если мы оставим армию на бензине, нам придется к каждому танковому батальону прицеплять железнодорожный состав с цистернами. И гореть они будут от первой же шальной искры, как факелы.

Лицо Грачева потемнело. Эйфория от победы над «Мармоном» схлынула, уступив место инженерной озабоченности.

— Понимаю, к чему клонишь. Дизель.

— Именно. Ноги мы добыли. Но ног без сердца не бывает. Нам нужен мощный, тяговитый