Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Глава 18

Утром меня разбудил чернокожий портье с серебряным подносом. На нем — желтый бланк «Western Union».Текст телеграммы был лаконичен: «Нью-Йорк — Чикаго. Задание выполнено. Груз и документация собраны. Вылетаем рейсом „Юнайтед“ AZ 3845. Встречайте. Яковлев».

Наша «восточная» группа возвращалась с охоты.

— Дмитрий Федорович, — окликнул я Устинова, который в соседней комнате паковал чертежи «Токко». — Оставьте бумагу. Собирайтесь. Едем в аэропорт. Грачев пусть отдыхает, он свою вахту отстоял, а мы с вами проветримся.

Спустившись в гараж отеля, мы забрали наш вишневый «Студебеккер». Парковщик уже подогнал его к выезду, надраив хром до зеркального блеска. Мотор отозвался сытым урчанием, и мы вынырнули в чикагский полдень.

Путь до Муниципального аэропорта Чикаго занял полчаса. Погода, словно желая оправдать прозвище города — «Город ветров», — испортилась. Со свинцовой глади озера Мичиган дул шквалистый, порывистый «мордотык», гнавший по улицам мусор и пыль. Машину ощутимо покачивало даже на стоянке.

Сам аэропорт оказался настоящим муравейником — на этот момент самым загруженным авиаузлом мира. Никаких рамок, досмотров и паранойи безопасности, к которой я привык в двадцать первом веке. Пассажиры в шляпах и пальто шли к самолетам прямо по бетону, провожающие махали им с открытой террасы ресторана, а между ними сновали юркие тягачи с багажом. Никому еще не пришло в голову тащить на борт самолета взрывчатку. Не удивлюсь, если и личное оружие в самолет можно проносить вполне легально. Патриархальные нравы, чего уж там…

Мы с Устиновым поднялись к панорамному окну терминала.

— Смотрите, Дмитрий Федорович, — кивнул я на заходящий на посадку серебристый двухмоторный «Боинг-247». — Сейчас начнется… воздушный цирк Барнума и Бейли.

Зрелище и правда было не для слабонервных. Ветер был настолько сильным, что самолет шел к полосе не носом, а боком — «крабом», как говорят летчики. Угол сноса градусов тридцать. Со стороны казалось, что пилот промахнулся или спятил: машина летела мимо оси, и вот-вот должна была зацепить крылом землю или кувыркнуться с бетонки.

— Разобьется… Ох разобьется! — напряженно выдохнул Устинов, вцепившись в подоконник.

Но в самый последний момент, в метре от земли, пилот ювелирным движением педалей довернул машину по оси. Дым от покрышек, мягкое касание — и самолет побежал по полосе как по рельсам.

— Обратите внимание на разметку поля, — я указал на паутину бетона за окном. — Видите? У них тут не одна полоса, а целая звезда. Восемь направлений, крест-накрест, как на британском флаге.

— И зачем же столько бетона переводить? — удивился Устинов.

— Это не просто так! Тут особая геометрия, — спасающая жизни. Самолеты сейчас легкие, схема с хвостовым колесом делает их неустойчивыми на пробеге. Чуть дунет в бок — и машину разворачивает, получается «циркуль», ломаются стойки шасси. А здесь диспетчер всегда может выбрать ту полосу, которая смотрит строго против ветра.

— Разумно, — оценил Устинов. — Надо бы нам этот опыт для наших степных аэродромов перенять. В Казахстане ветра не тише.

Тем временем «Боинг» зарулил к терминалу. Винты остановились, и из люка, придерживая шляпы, чтобы их не унесло ветром, начали выходить пассажиры. Яковлева и Артема Микояна я узнал сразу — они выглядели уставшими, но их глаза горели тем особым, хищным азартом, который бывает только после большой и удачной добычи.

Встреча была короткой — не то место, чтобы обниматься. Мы быстро загрузили их чемоданы в огромный багажник «Студебеккера» и нырнули в тишину и прохладу салона.

Едва машина тронулась, Яковлев, сидевший сзади, подался вперед.

— Леонид Ильич, поездка — на славу! — выпалил он. — С «Ферчайлдом» по радиокомпасам ударили по рукам. А главное — «глаза», — Яковлев похлопал по объемному кофру, лежащему у него в ногах. — Шерман Фэйрчайлд оказался сговорчивым малым. Мы выбили лицензию не только на навигацию, но и на их новые длиннофокусные аэрофотоаппараты. Это, Леонид Ильич, лучшая в мире оптика. Объективы — как телескопы, фокусное расстояние до метра!

— А зачем такие трубы? — удивился Устинов.

— Чтобы снимать с семи тысяч метров, — пояснил конструктор. — Самолет идет в стратосфере, его с земли не слышно и зениткам не достать, а он видит каждый танк, каждый окоп. И затвор там хитрый, межлинзовый. Срабатывает мгновенно, никакой «смазки» изображения даже на максимальной скорости полета. Теперь наша разведка станет по-настоящему зрячей.

— Отлично. Что еще? — спросил я, мысленно ставя в нашем длинном списке «чего бы такого купить» еще одну галочку.

Яковлев, кажется, только этого и ждал.

— О, в двух словах и не расскажешь. Сотни технологий. Мы выпотрошили все смежные отрасли!

Он щелкнул замками портфеля.

— Во-первых, фирма «Сперри». Мы были у них в Бруклине. Прекрасные авиаприборы делают! Они показали свой «авиагоризонт» и гирополукомпас. Для слепых полетов — незаменимая вещь. Наши «Пионеры», которые мы пытаемся копировать, и рядом не стояли. Элмер Сперри согласился продать лицензию на производство всей линейки.

— И автопилот? — спросил я, глядя в зеркало заднего вида.

— И элементы автопилота. Теперь наши бомбардировщики смогут летать в облаках по приборам, а не жаться к железным дорогам, чтобы не заблудиться.

— Ну надо же! И ничего не скрывали?

Александр Сергеевич как-то нехорошо хмыкнул.

— Похоже, американцы считают что мы настолько от них отстали, что сколько нам ни показывай — никогда не нагоним. Их инженеры держались с нами вроде бы и приветливо, но — очень снисходительно и высокомерно!

Услышав горькую правду, Устинов рядом нахмурился, я же лишь криво ухмыльнулся. Посмотрим-посмотрим, как они запоют лет через десять…

— Понятно. Что по химии?

Проблема авиационных материалов, особенно — новых, волновала меня не меньше авиаприборов. Проблема с герметичностью кабин и текущими баками пила кровь нашей авиации годами. У нас целый институт над ними работал, и при этом не особенно-то успевал за бурным ростом промышленности.

— О, тут Артем Иванович расстарался! — Яковлев хлопнул Микояна-младшего по плечу.

Артем, сияющий, как медный таз, кивнул.

— Мы нашли фирму «Тиокол» в Нью-Джерси. Они делают невероятную штуку — синтетический каучук, полисульфидный герметик. Бензостойкий, не дубеет на морозе, держит вибрацию. Мы его назвали «жидкой прокладкой». Если начнем варить такой у нас — забудем про текущие крыльевые баки навсегда.

— А еще, — перебил его Яковлев, — заехали к «Дюпону». Договорились о технологии новых нитроцеллюлозных лаков и шпаклевок. Сохнут моментально, дают идеально гладкую поверхность. Для