Судьба Одина - Скотт Оден

class="p1">— Тогда пошли слово двум из них, Хрунгниру и Нэфу, и прикажи им от моего имени собрать Скэфлока и ту шайку разбойников, которую он называет кланом. Эта мымра — его дочь, и если он хочет вернуть мое расположение, он приведет ее к дверям Чертога Одина, если понадобится!

Нож Снаги перерезал жесткие волокна. Последний разрез — и последние путы, связывавшие Балегира, упали…

И, подобно нападающему тигру, Лорд Красного Глаза вскочил на ноги, одной рукой обхватив Снагу за горло. Балегир нес скрага назад, пока его худые плечи не врезались в стены хижины из дерева и глины. Все сооружение содрогнулось от удара. Лицо Балегира оказалось в нескольких дюймах от лица Снаги, зубы были оскалены в гримасе ненависти.

— Ты осмелился связать меня, как раба, ты, кусок грязи?

Снага никак не отреагировал. Хотя этот необыкновенный красный глаз пытался сверлить его собственный, он не вздрогнул. Он не вздрогнул от мерзко пахнущего дыхания Балегира и не попытался вырваться из его хватки с черными ногтями. Нет, покрытое белой краской лицо Снаги оставалось бесстрастной маской, хотя кожа под ним потемнела от недостатка дыхания. Губы скрага зашевелились.

— Что ты сказал, коротышка?

Снага ответил хриплым голосом, почти шепотом. «Партнер… или пешка?» Он перевел взгляд вниз. Балегир проследил за его взглядом.

Нож Снаги был зажат между ними, его острие было нацелено в сердце Балегира. Один толчок, одна судорога, и Балегир снова оказался бы во власти этих скрагов. Скрелинг медленно кивнул.

— У тебя есть яйца, вынужден признать, — сказал он, убирая с горла Снаги по одному пальцу за раз, прежде чем отступить. Остальные — Кётт, Крысокость и молчаливый Ред — стояли наготове, обнажив клинки. — Если бы у вас у всех были яйца такого размера, как у него, остальные из нас, возможно, дважды подумали бы, имея с вами дело. Это твоя игра, скраг. Давай поднимемся наверх, оближем задницу Манаваргу и посмотрим, хватит ли еще меда во всем этом уксусе, чтобы вернуть мне трон…

ВЫРВАВШИЙСЯ ИЗ скалы и почвы на том конце Настронда, Корень представлял собой всего лишь узловатый кусочек Иггдрасиля, наименьший из его корней; усик, покрытый швами, шрамами и поросший серо-зеленым мхом. Несмотря на это, он возвышался над островом, словно гора, сделанная из древесины ясеня. И Каунхейм, город Истинных Сынов Локи, был высечен на его склонах.

Со зловонных улиц города скрагов, спрятавшегося в тени Корня, Снага повел Балегира по мосту; под ними в пещере, образованной нижней стороной Корня, бурлило озеро Гьёлль. Песня сьйоветтиров эхом доносилась из глубин, где они прятались, надеясь на объедки со стола Манаварга — предателей и клятвопреступников, которым перерезали горло и сбрасывали с высот Каунхейма.

Мост вел к подножию Лестницы из тысячи ступенек. Это была единственная улица города: множество ступенек, площадок и ответвлений, которые вели вверх по обращенной к острову стороне Корня. Фонари излучали бассейны света, освещая завешенные двери, ведущие в комнаты, вырубленные в самом дереве; узкие извилистые переулки убегали, словно норы личинок, в самую сердцевину ясеня. Эти нижние уровни были отданы скрелингам, которые поклялись поддерживать знамена Манаварга, пехотинцам и лакеям, чья кровь была слишком нечистой, чтобы претендовать на красный плащ Истинных Сынов Локи. Суровые, волчьи лица поднимались от кружек с элем, от игры в кости, от точильных камней, когда Балегир и Снага проходили мимо. Их красные глаза были угрюмы, полны ненависти; глаза их неряшливо одетых женщин горели желтым огнем честолюбия и жадности. Среди них Балегир увидел лица, которых не видел со времен Маг Туиред.

Поднимаясь, они слышали стук молотков по наковальням, приглушенные голоса, смех, резкий скрежет стали. Они почувствовали запах мяса, готовящегося на огне. По правую руку от себя Балегир видел часть Настронда, которая называлась По-Ту-Сторону-Корня: тенистые долины и горные хребты, поросшие соснами и кедрами, невозделанные поля и фруктовые сады, торговую дорогу, ведущую в Скрелингсалр, где Лютр изо всех сил цеплялся за власть. Он решил, что в ясный день — если такой день здесь вообще когда-либо существовал, — он мог бы разглядеть вдалеке выступающие пики крыш Варгхолла.

— Виночерпий — там, наверху — хочет превратить это место в чистое, благоустроенное королевство, — сказал Балегир. Снага взглянул на него. — Страну полей и зернохранилищ, где все крысы знают себе цену и свое место. Ба! — Он прокашлялся и сплюнул за низкую, поросшую мхом стену. — Имир, забери этого дурака! Это место должно было стать полем боя, местом бесконечной войны! Наковальней, на которой нас куют и перековывают, закаляя для рассвета Рагнарёка!

Снага облизнул зубы:

— Этот Рагнарёк — просто бабушкины сказки, так? Битва, которая положит конец всем битвам? Сумерки богов, Крушение Девяти Миров и все такое?

Балегир искоса взглянул на скрага:

— Кьялланди так не думает. И этот идиот Гримнир тоже. Они думают, что наверху что-то пошло не так.

— А ты что думаешь?

— Я? — Балегир схватил Снагу за шиворот и притянул к себе; его голос звучал как хриплый шепот. — Я думаю, что лучше буду драться весь день, потом пировать и трахаться всю ночь, чем захочу сидеть за столом с этими скачущими ублюдками и пересчитывать свою пшеницу и скот, как какой-нибудь надутый датский король! — При этих словах Снага невольно усмехнулся. Балегир игриво встряхнул его, а затем отпустил.

На следующем повороте они встретили своего первого Истинного Сына Локи в красном плаще. Он был высок, как и большинство так называемых чистокровных каунаров, с желтоватой кожей, прямыми конечностями и бородой, похожей на плетеную проволоку. На нем была кольчуга из мелких колец; на бедре висел меч с золотыми узорами на желудеподобном навершии, рукоять была обмотана серебряной проволокой. Его красные глаза сверкали.

— Что это у нас здесь? — произнес он на чистом двергском наречии, а не на гортанном жаргоне скрелингов, родившихся в Мидгарде. — Нашел себе домашнего любимца, скраг? Или это подарок для нашего лорда?

Снага одарил каунара натянутой, лишенной юмора улыбкой.

Балегир, однако, был не столь осмотрителен. Он на мгновение остановился, повернулся к Истинному Сыну в красном плаще и оглядел его с головы до ног. Его мясистые губы скривились от презрения, его единственный глаз сузился, когда он издал низкий, грубый смешок.

— На мгновение, — сказал он, отвечая каунару на том же языке, — я подумал, что ты, возможно, один из лордов Каунхейма, в своей модной кольчуге и с безупречным клинком, пришедший поприветствовать меня. — Балегир сверкнул кривой усмешкой. — Но нет… слишком низкого происхождения. — Он показал Истинному Сыну свою широкую спину, возобновляя подъем.

Ярость исказила надменное лицо каунара. Он не мог