Судьба Одина - Скотт Оден

— Как ты смеешь?..

— Смею что? — взревел Балегир, надвигаясь на каунара. — Смею повторить твою жалкую игру в высокомерие? Ха! Ты называешь себя Истинным Сыном Локи, но я не помню твоего лица за высоким столом в тот вечер. Я был там, болван! Я взял кусок мяса из рук Спутанного Бога! Что получил ты, а? Объедки от слуги? — Балегир плюнул под ноги каунару. — Возвращайся к юбке своей матери, мальчик, пока я не отобрал у тебя эту сырорезку и не поколотил тебя ею.

Их перепалка привлекла внимание. Вверх и вниз по Лестнице, из переулков и дверных проемов появлялись каунары и скрелинги — среди них были женщины, их желтые глаза горели любопытством; в ответ на их невнятные вопросы раздавался приглушенный шепот. Красные плащи вспыхнули во мраке, когтистые пальцы искали эфесы и рукояти мечей.

— Сделай это, — сказал каунар, которому внезапная толпа придала храбрости. — Сделай это, и посмотрим, как далеко ты уйдешь.

— Ты хочешь испытать меня, так? — Балегир выпрямился во весь рост. — Ты думаешь, что успеешь обнажить этот срезатель маргариток прежде, чем я до него доберусь, а? И что потом? Ты проткнешь мне глотку? Отлично! Я сыграю в твою игру!

— У нас нет на это времени, — прошипел Снага.

— Ба! Манаварг подождет, коротышка, — прорычал Балегир, полуобернувшись к скрагу и при этом демонстрируя свою слепую сторону ухмыляющемуся каунару. Не в силах устоять, Истинный Сын Локи клюнул на эту наживку, как изголодавшаяся форель.

И, как всякая рыба, он не заметил крючка. При первом же скрежете железного лезвия каунара о серебряную горловину ножен, Балегир задвигался. Быстрый, как змея, он выдернул нож из-за потертого пояса, обмотанного вокруг талии Снаги. Изогнувшись, он нанес удар.

Сначала каунар просто стоял с наполовину обнаженным мечом, наблюдая, как концы его бороды падают на землю. Он поднял глаза и встретился с гневным взглядом Балегира, на его желтоватом лице было написано явное замешательство.

С лезвия ножа стекала тонкая струйка черной крови.

— Что ты теперь скажешь?

Каунар открыл рот, чтобы заговорить… и захлебнулся потоком крови, хлынувшей из перерезанных артерий в его горле. При последнем глотке воздуха из глубокого разреза на его трахее выступила черная пена. И когда его легкие наполнились кровью, каунар, наконец, пошевелился. Он, шатаясь, направился к своим товарищам. С его подбородка потекли струйки крови, когда он опустился на одно колено. Слишком поздно он попытался остановить поток крови, которая лилась из его тела.

Кольчуга звякнула, когда он повалился на бок и соскользнул на три ступеньки вниз, к лестничной площадке.

Балегир тщательно вытер клинок о бедро своих брюк из ткани и кожи, прежде чем вернуть его Снаге.

Реакция толпы была неоднозначной. Некоторые сердито смотрели на незваных гостей, бормоча угрозы и теребя рукояти. Другие усмехались в ответ на шутку или громко смеялись, доказывая, что, несмотря на свою хваленую кровь, такую чистую и незамутненную, благородные Истинные Сыны Локи обладали таким же жестоким чувством юмора, как и их кузены, рожденные в Мидгарде.

— Пойдем, крыса, — сказал Балегир, отворачиваясь от умирающего каунара. — Манаварг ждет нас.

Медленно, с напускной развязностью Балегир позволил Снаге провести себя сквозь толпу зевак и подняться по оставшимся ступенькам Лестницы.

Венчая Каунхейм, на самой высокой точке Корня, стоял зал Манаварга, Вингамейд. Его называли Продуваемый ветром, потому что он скрипел, как виселица, когда из Муспельхейма дул обжигающий ветер, наполненный кузнечным смрадом, и стонал, когда холодные порывы ветра приносили лед и зловоние смерти из Хельхейма, расположенного за скалистым Нидафьоллом. Но его основания были прочны, ибо были высечены из костей самого Иггдрасиля.

Это был ставхолл, похожий на его родной Варгхолл, с остроконечными крышами и резными притолоками. Его почерневшие от времени стены были покрыты зеленым мхом. В огромных железных жаровнях перед входом горел битум, пламя плясало на ветру, а черный дым добавлялся к вековой копоти. В этом резком оранжевом свете Балегир и Снага увидели ожидавшую их фигуру. Каунар был облачен в кольчугу из стальных цепей, шлем со звериной мордой скрывал его черты, а на плечи был накинут богатый красный плащ Истинных Сынов Локи.

— Бёльторн, — сказал Снага.

— Виночерпий виночерпия, — пробормотал Балегир. Тем не менее, он изобразил нечто похожее на искренний поклон, склонив голову в сторону дверей Вингамейда. — Я прошу совета у твоего хозяина, Бёльторн, и его гостеприимства. Примет ли он меня?

— Лорд Манаварг услышал о твоем несчастье, Балегир Глаз. Он ждет тебя внутри. — Шлем Бёльторна придавал его голосу зловещий отзвук. Он откинул плащ и жестом пригласил их следовать за собой. Позади них толпились каунары и скрелинги, их любопытство пересиливало гнев.

Пара поднялась по ступеням к портику Вингамейда, следуя за герольдом в красном плаще, прошла через гигантские бронзовые двери и очутилась в вестибюль зала. Здесь золотые и серебряные светильники освещали теплым желтым светом живые колонны, вырезанные из ясеневого сердца Иггдрасиля; медные курильницы извергали благовония в холодный воздух, а толстые ковры приглушали шаги. По кивку Бёльторна два охранника-каунара распахнули внутренние двери.

Тронный зал Манаварга — в точности, как и представлял себе Балегир — был полной противоположностью большому залу Ульфсстадира. В нем было тихо и темно, только в одном конце горели огни. Драпировки, сделанные из вражеских боевых знамен, и тканые гобелены, изображающие битву в Железном лесу, висели между колоннами из живого ясеня. И в далеком круге света от огня, на возвышении, воздвигнутом из шлемов тех, кто погиб, сражаясь против Истинных Сынов, Манаварг раскинулся на троне из резного дерева.

Под троном располагались четыре стула. Один из них был пуст; в трех других сидели последние из девяти Отцов каунаров: одетый в кольчугу Ньол, военачальник Манаварга, поглаживавший свою соломенную бороду; девятипалый Дреки, происходивший из народа лучников, мастеров боевого лука из черного тиса, которые собрали такой богатый урожай среди малых асов в Железном лесу; и зловещий Нагльфари, начальник шпионов Манаварга, который в незапамятные времена был незаконнорожденным принцем со смешанной кровью двергов и альвов. Его глаза в тусклом свете сияли, как изумруды.

— Вот и вся твоя великая победа, а? — сказал Манаварг вместо приветствия. — Вчера ты был победителем. Сегодня ты стоишь передо мной со шляпой в руке и просишь подачки.

— Я ни о чем не прошу! — прорычал Балегир.

— Тогда зачем ты пришел?

Балегир искоса взглянул на Снагу:

— Меня предали! На меня ополчились Кьялланди и его проклятая дочь! Они убили моих сыновей, убили меня и вышвырнули нас всех на холод! Боюсь, они хотят сделать моего ублюдка, Гримнира,