Простые истины - Андрей Александрович Васильев

— Повторяю — с живой водой. Что ты глаза пучишь? Если есть гули, вурдалаки и арыси, почему не быть живой воде?

— Да нет, конечно, — пробормотал юноша. — Просто это совсем уж… Ну… Неожиданно.

— Ну да, совсем из сказок. Олежка, эти самые сказки на ровном месте не возникают, за каждой из них стоят факты и реальные происшествия. Да, случившиеся столетия назад и обросшие левыми деталями, но рациональное зерно есть в каждой. Что до живой воды — я лично два раза всего видел ее действие, причем оба случайно. Это запретная тема. Никто из детей Ночи никогда, ни под каким предлогом не станет делиться живой водой со смертными, потому что Покон категорически воспрещает подобное и карает отступников беспощадно. Нет, есть два или три официальных исключения из правил, вроде даже кому-то из наших в том веке свезло глотнуть заветной влаги, но не поручусь за то, что это правда.

— Круто, — перевел дух Ровнин.

— Я к чему, — продолжил его начальник. — Таких ключей по России два с половиной десятка, по нашей области их всего два. И представь себе — люди господина Ревельского прибыли именно к тому месту, где бьет этот ключ. А это, напомню, река. Не озеро, не пруд. Река, пусть не самая протяженная, но все же. Понимаешь, о чем я?

— Им дали наводку.

— Именно, — усмехнулся Францев. — Причем очень точную, я бы сказал, детальную. Отдельно замечу — не так и много столичных обитателей Ночи в курсе того, что этот ключ вообще существует. Скорее даже наоборот — мало кто про него знает. А тут — нате вам, получите и распишитесь. Причем у этих гавриков имелся четкий план действий. То есть — разработанный ранее, и, скорее всего, не ими самими. Вопрос: кто же это у нас такой продуманный и информированный?

— Ну уж точно не сам Монах.

— Но и это не все. Не надеясь на живую воду, он попутно реализует другой замысел, связанный с бессмертием, которое ему может подарить вурдалак. Это, конечно, куда более глупый по своей сути план, хотя, конечно, более реальный.

— Почему?

— Видишь ли, до живой воды добраться все же довольно сложно. У нее есть защитник в виде водяного, плюс еще кое-какие частности следует учитывать. Берегинь, которые в давние времена дали жизнь этим ключам, давно нет, но есть те, кто их помнит и кто встанет на защиту их творений. Что до вурдалаков… Им такой неофит в радость, ибо денег у Ревельского полно, и все они перейдут в их ведение. Монах думает, что он будет диктовать свои условия кровососам, только вот все случится строго наоборот. Ему дадут немного покуражиться, но ровно до той поры, пока он богат. А как карманы опустеют, он станет просто одним из прислужников главы семьи. Или вообще его в пепел обратят и по ветру оный пустят.

— Жесть, — выдохнул Олег.

— А ты как думал? У вурдалаков вопросы иерархии и соподчинения проработаны до мелочей. Вот только есть у меня ощущение, что Монах про это все как раз не в курсе. Перед ним разыгрывается спектакль, основная цель которого создать иллюзию, что его ждет долгая счастливая нежизнь. Причем отлично срежиссированный спектакль, главная цель которого далеко не бессмертие его единственного зрителя, а что-то совсем другое. И я очень хочу знать, кто автор и постановщик этой пьесы. Для того мы с тобой и приперлись в такую поздноту аж в Дегунино, причем в такое глухое место, где и днем человека не встретишь. Кстати, мы на месте. Видишь, машина стоит? Это комитет по встрече.

Глава 14

«Комитетом по встрече» начальник Ровнина назвал черный шестисотый «мерседес» с включенными фарами, около которого околачивались три братка. Вернее, один, невысокий и плечистый, уселся на капот и курил сигарету, двое же других о чем-то беседовали, попивая пивко из бутылок темного стекла.

— Гаишников не опасаетесь? — поинтересовался у троицы Аркадий Николаевич, вылезая из «четверки». — Как остановят, как в трубочку дыхнуть заставят!

— Это они тебя, папаша, остановят, а нас побоятся, — хохотнул один из бандитов, рослый и мордатый, со свежим шрамом на щеке. — И правильно. Целее будут.

— Селезень, не гони. Такое говно ни один гаец тормозить не станет, — поддержал его приятель, с презрением глядя на двуцветную машину отдельских. — Как она не развалилась до сих пор?

— Делали на совесть, — ответил Францев. — Советское — значит лучшее.

— Один в один мой родитель, — осклабился обладатель шрама. — Он тоже так говорит. Вот только когда я ему дрель немецкую подарил, старую свою, которая советская и лучшая, сразу в сарай забросил.

— Чего звали? — хмуро осведомился у него курильщик, щелчком отправляя хабарик в полет. — И вообще — так-то я долг свой вернул, хорош уже меня тягать на разговоры. Мне с вами лишний раз видеться радости нет. И братва не поймет, и вообще…

— Долг ты отдашь, когда я сам тебе о том скажу, — холодно пояснил крепышу начальник отдела. — Так мы договаривались, если ты забыл. Нет, если хочешь, я сейчас сяду и уеду, но, когда те сны вернутся, будешь решать свои проблемы сам.

— Не надо пугать, — буркнул тот и покинул капот машины. — Не люблю. Так чего надо?

— Мне, Мотор, очень хочется узнать все, что только можно о паре молодых парней, которых к тебе из Питера Фонарь направил. И не говори, что ты не понимаешь, о чем речь.

— Не стану. Только ко мне их никто не отправлял. На кой ляд мне питерский молодняк, когда своего подмосковного полно? — покачал головой бандит. — Мне сказали как? Встретишь и доставишь. Сказано — сделано, забрал на Ленинградском, отвез куда велено, передал кому сказали. Все, больше рассказывать нечего.

— Хорошо, — согласился Францев. — А кто на их счет с Фонарем договаривался тогда? Что ты головой вертишь? Мотор, не просто же так к каким-то двум питерским щеглам, которых звать никак, сопровождение в качестве уважаемого в определенных московских кругах бригадира прикрепили? И самое главное — кем велено их доставить и куда именно? Давай, давай. Чем быстрее я все узнаю, тем скорее мы расстанемся.

— Ради такого чего не расскажешь, — проворчал крепыш. — А кабы