Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

определит значимые даты в социальной эволюции, лучше всего будет отнести наш отчет о развитии человеческого разума и воли к неуклюжим и неуместным вычислениям до– и послехристианской эры. В предыдущей книге подробно разъяснено, как мы унаследовали систему исторических ячеек христианского мира. Эта произвольная работа на протяжении многих столетий навязывалась в средиземноморской и атлантической литературе и таким образом искажала взгляды на историю даже в самых бдительных умах. Студенту необходимо постоянно быть начеку, чтобы не допускать ложного рассеяния. Как заметил Питер Лайтфуд, говоря о «восемнадцатом веке», мы думаем о моде, обычаях и взглядах, характерных для периода от Вестфальского договора 1642 года до краха Наполеона в 1815-м. Говоря же о «девятнадцатом веке», представляем себе газовое освещение и паровой транспорт, начиная с посленаполеоновского восстановления и заканчивая огромным потрясением Мировой войны в 1914 году. «Двадцатый век», в свою очередь, вызывает образы электрификации и самолета. Но самолеты редко появлялись в воздухе до 1914 года (первая машина подобного рода взлетела лишь в 1905 году), а полная замена паровозов и пароходов на электровозы и теплоходы произошла лишь после сороковых годов. Какая это утомительная трата времени и энергии, когда каждое поколение молодых умов приходится заставлять сначала зазубривать бессмысленную последовательность столетий, а затем исправлять грубое расположение дат хронологическим пересмотром с тем, чтобы облегчить задачу учителя. Тем самым он получает возможность сглаживать историю нашей расы в значительной степени.

Хронологический институт справлялся с этой задачей с помощью полезной рекламы, приглашая к обсуждению самые разные стороны. Известная история поддавалась ежегодному исчислению. Это позволяло разделить ее на ряд неодинаковых по продолжительности эпох. Естественно, выбор этих эпох служил причиной чрезвычайно оживленных дискуссий. У большинства из нас имелись свои собственные оценочные суждения о тех или иных событиях. Многие сложные нюансы, касавшиеся ранних цивилизованных сообществ, десятилетиями оставались в подвешенном состоянии, не находя ни подтверждения, ни категорического отрицания. Однако наша хронология достаточно точно определяла каждый год того или иного важного события за последние 4000 лет во многом благодаря тщательному и терпеливому труду Комитета Селвина-Корнфорда, который занимался исследованиями аллювиальных отложений. Что касается последних 3000 лет, то сегодня почти не осталось сомнений в том, что основными разделительными точками (точками перехода) будут являться первым делом эпоха Александра и эллинские завоевания, которые положат начало фазе великого эллино-латинского денежного империализма в западном мире; и это будет эллино-латинская эпоха. Начнется она с пересечения Геллеспонта Александром Македонским и закончится либо битвой при Ярмуке (636 год), либо сдачей Иерусалима халифу Омару (638 год). Затем наступит эпоха мусульманского и монгольского давления на Запад, которое открыло эпоху феодального христианства и его противостояния с феодальным исламом; эпоха азиатского господства. Закончится она битвой при Лепанто (1571 год). После чего наступит Третья эпоха, эпоха протестантской и католической контрреформации, которая положила начало эре конкурирующих суверенных государств с хорошо организованными постоянными армиями. Это – эра европейского господства, или, как ее еще можно назвать, эра национального суверенитета. И, наконец, разразилась катастрофа мировой войны 1914 года, когда внешнее стремление к новым экономическим методам, разработанным атлантическими цивилизациями, уступило место внутреннему напряжению европейского национализма. Эта война и ее затянувшиеся последствия открыли человеческому разуму возможности и опасности несовершенно европеизированного мира, который бессознательно сделался единой взаимосвязанной системой, все еще одержимой Вестфальским договором и идеей конкурирующих суверенных государств. Этот шок разума и последующая разрядка ознаменовали начало эпохи Современного государства. Начальной фазой этой последней эры является Эпоха разочарования, с которой мы столкнулись здесь. Это первая стадия периода Современного государства. Вторая стадия, но не новый период, началась с провозглашения Межевской декларации, которую общим здравым смыслом человечества приняли сорок семь лет назад. Эпохе разочарования пришел конец! Следовательно, нетрудно подсчитать, что длилась она чуть меньше полутора веков.

Дата на титульном листе первой публикации этой Истории – 2106. Прежде чем исчерпаются многие издания, появится новое летоисчисление; M.E. соответственно – 192-ой год, 189-й или 187-ой до Современной эры в зависимости от того, определят ли наши хронологи в качестве точки отсчета дату начала Великой войны – 1914 год, начало социальной революции в России – 1917-й, или подписание Версальского договора, как окончательное открытие Эпохи разочарования и конфликта за мировое единство – 1919-й. В настоящее время представляется, что вторая дата выглядит наиболее удобной для работы.

В 1914 году могло показаться, что концепция организованного мирового порядка недоступна человеческим возможностям. В 1919-м она уже стала вполне активной силой в неуклонно растущей доле человеческих мозгов. Мысль о Современном государстве окончательно сформировалась и принялась разрастаться. Одна система – советская система в России – уже с уверенностью утверждала, что является мировой системой. Большинству в том настрадавшемся поколении Великая война казалась абсолютным злом, катастрофой и потерей. Для нас же, тех, кто видит те ужасные годы в перспективе общей тупости и костности, которая и привела к этому конфликту, уничтожение жизней и материальных ценностей, каким бы беспрецедентным оно ни было, не обладает таким же подавляющим качеством. Мы рассматриваем это как неуклюжее и непроизвольное освобождение от устаревших допущений путем их доведения до трагического абсурда и, следовательно, как практически неизбежный шаг в диалектике человеческой судьбы.

Глава 2

Как впервые появились идея и надежда на современное Мировое государство

В чем же состоит существенное различие между миром до Великой войны и миром после нее? До этой бури страданий и разочарований четкое осознание того, что, несмотря на все современные бедствия, мировой порядок и счастье доступны человечеству, было уделом лишь нескольких исключительных личностей. После мировой катастрофы оно неуклонно распространялось на все большее количество людей, затем стало отчаянной надеждой и желанием и, наконец, рабочим убеждением, которое сделало возможными организованные массовые действия.

Даже те, кто воспринял эту идею еще до эпохи Великой войны, по-видимому, высказывали ее с необъяснимой для нас робостью и слабостью. Помимо грандиозной звезды Шелли, которая сияла тем ярче, чем меньше оставалось его преемников, во всех этих довоенных утверждениях о возможном мировом порядке ощущался привкус нереальности. У большинства доминировал викторианский ужас перед любой «экстравагантностью». Писатель вооружился фальшивой улыбкой или даже ядовитой насмешкой над собственными допущениями в манере, которая, очевидно, действовала на публику обезоруживающе. Вряд ли пророк осмеливался поверить в свое же предсказание. Максвелл Браун недавно раскопал брошюру «Великий анализ», датированную 1912 годом, где с величайшей робостью, даже без указания имени автора, предлагался весьма проницательный и обоснованный прогноз первичной структуры Современного государства, удивительно пророческий для того времени. Это был план преобразования мира революционным путем. Писатель не хотел называть творение своим именем и откровенно признавался в этом, потому что такой шаг мог бы выставить его на посмешище.

Занимательные предсказания Максвелла Брауна в отношении Современного государства незадолго до Великой войны – это исчерпывающее исследование психологических процессов, с помощью которых сама идея стала основой нашей жизни. Эта идея вытеснила воинствующий патриотизм и утвердилась в качестве практической и необходимой формы действий для человека доброй воли полтора века назад. И эта же идея отчетливо прослеживалась вплоть до зародышевого состояния. Наиболее ранние ее проявления представляли собой мечту о всеобщем завоевании. Рассказывалось о вековой борьбе с повседневным использованием и практическим здравым смыслом. В первом из своих поистине огромных томов писатель привел тысячи цитат из источников дохристианской эры. Все монотеистические религии по своему духу являлись религиями мирового государства. Вавилонская башня рассматривалась как попытка некоего первобытного космополита, некого провидца, возникшего на заре человеческой истории, объяснить разделение человечества (в настоящее время существуют веские основания приписать эту легенду Эмесалу Гудеке из Ниппура, древнему шумерскому сказителю).

Максвелл Браун показывал, как синкретические религиозные верования, обусловленные ростом ранних империй и официальным объединением богов, неизбежно приводили к монотеизму. По крайней мере, со времен Будды и далее где-то в мире всегда существовало чувство, если не живая вера, в единое и неделимое человеческое братство. Но естественное чувство и подверженная колебаниям симпатия достигли незнакомца, способного в самом деле начать что-то осуществлять, совсем недавно. Необходимые