Африканский рубеж - Михаил Дорин

— Вы уверены?

— Он мне так прямо и сказал. Хочет убить всех.

Казанов затянулся и медленно выпустил дым.

— Надорвётся. Я немного приведу себя в порядок, и мы с вами поговорим. Слегка устал, — ответил Виталий и пошёл в сторону машин.

Сомневаюсь, что Казанову дадут много времени отдохнуть. Вообще, было бы интересно узнать, как узнали настолько точную информацию о Кроу. Высчитать практически до минуты, где и когда он будет очень сложно. Если не сказать, что практически нереально.

Однако у нас всё очень чётко получилось. А в деле его попадания в плен и вовсе столько неясного и странного. Но ведь это же Казанов, сотрудник одной из двух самых сильных разведок мира.

— Иваныч, а можно ещё вопрос? — окликнул я Виталия и догнал его.

— Вам можно, — ответил Казанов и остановился.

— Рад слышать. Иваныч, а не поделишься секретом, как у тебя всё так классно получилось? Плен, колонна, приезд Римакова. Не, я всем доволен, но настолько всё гладко пройти не могло.

Виталий глубоко затянулся, выпуская струю дыма в голубое небо.

— Могло, Сан Саныч. Как видишь, у нас всё прошло гладко.

— Ну да, — ответил я.

Думаю, что Казанов понял — в такие совпадения я никогда не поверю.

Я развернулся и пошёл к палатке. Спина прямая, шаг твёрдый. Но я кожей чувствовал взгляд Кроу. Его всё ещё не посадили в машину.

После небольшого отдыха нам довели, что «доставка» Кроу переносится на послезавтра. По информации от Гаранина, прилетит самолёт из Союза, который и заберёт Ричарда. Решение было принято ввиду того, чтобы не держать его долго в Лунги. Там побольше всяких лишних глаз.

Так что пока Кроу содержался в городе. Где именно я не знал, да и не было это мне интересно.

Но так в армии не бывает. Если одну задачу сняли, то тут же возникает и следующая. В нашем случае нам добавили ещё пару рейсов в район Нджалмы, чтобы забрать оттуда одну из наших групп спецназа и доставить солдат правительственных войск.

Однако и на послезавтра вылета в Лунги не было. Зато работы по обеспечению наших войск и перемещению Гаранина меньше не стало.

Так что отдых к нам приходил только по вечерам. Именно тогда можно было «разложиться» в брезентовой палатке.

В этот вечер ничего не менялось. Я лежал на кровати, почитывая русско-английский разговорник и тихо проговаривая слова.

Эту брошюру с изображением советского военно-морского флага мне дал один из техников. Так что лишние дни в Африке теперь будут проведены с пользой.

Закончив заниматься «языком» и налив себе чай, я вышел на улицу и сел на ящик из-под боеприпасов.

Африканская ночь падала на землю стремительно, словно кто-то выключил рубильник. Ещё полчаса назад горизонт полыхал багровым цветом, а теперь аэродром Бо утонул в вязкой, непроглядной тьме, разбавляемой лишь редкими прожекторами периметра и светом карманных фонарей. А ещё взошла луна, добавлявшая шарма ночи. Жара немного спала, но воздух оставался тяжёлым, влажным и липким.

— Не спиться, Саныч? — подошёл ко мне Кузьмич, который возвратился с вечерних водных процедур.

— Рано ещё. Надо же и подумать, и чай попить, — ответил я и подвинулся, чтобы Константин мог сесть.

Бортовой техник присел рядом и так же посмотрел на яркую луну.

— Красота! Только дома лучше, верно? — спросил у меня Кузьмич.

— Да. Дома всегда лучше.

— Знаешь, я немного подустал, Саныч. Сколько ты уже на войне?

Интересный вопрос задал Кузьмич. Причём я и сам задумался об этом. Быстро оценив, сколько за последние годы у меня было спокойных месяцев и дней жизни, насчитал я немного.

— Не меньше тебя, Кузьмич.

Бортовой техник кивнул и вновь посмотрел на луну. Он молчал, слушая ночные звуки.

— Думаю, что даже больше. Гораздо больше, — тихо сказал Кузьмич и ушёл в палатку.

Поразмыслить над словами Константина я не успел. Вдалеке показались фары приближающегося к нам внедорожника. Не прошло и минуты, как машина остановилась и из неё вынырнула фигура Казанова.

— Не спится, Сан Саныч? — вместо приветствия спросил он.

— Сегодня всех интересует, почему я не сплю, — ответил я, ставя пустую кружку на ящик. — Что-то случилось?

— Случилось. Наш «друг» заговорил. Точнее, изъявил желание. Но есть условие.

Виталий присел на край соседнего ящика и посмотрел мне в глаза. В свете далёкого фонаря его лицо казалось серой маской.

— Какое?

— Он хочет видеть тебя. Сказал, что будет говорить только в присутствии «того русского пилота». С остальными он играет в молчанку или просто хамит.

Я хмыкнул. Странная честь.

— И что вы решили?

— Гаранин дал добро. Кроу утверждает, что информация критическая. И касается она не только прошлого, но и, скажем так… нашего ближайшего будущего. Поехали.

— Странно. Похоже на последнее желание перед смертной казнью, — предположил я.

— Всё может быть, — ответил Виталий и поправил кобуру с пистолетом.

Проехав по вечернему городу, мы остановились у здания полиции. Выглядело оно как приземистая бетонная коробка, которую, кажется не ремонтировали с момента ухода англичан. Здесь царило некое запустение. Окна зияли чернотой, штукатурка висела лохмотьями.

У входа дежурили двое наших солдат и столько же представителей армии Сьерра-Леоне. Увидев нас, они молча расступились, пропуская в здание.

Внутри пахло сыростью, плесенью и застарелым запахом дешёвого табака. Странно, но никаких других военных я не увидел. Про полицейских и говорить нечего. Наши шаги гулко отдавались в пустом коридоре, где под ногами хрустела отвалившаяся кафельная плитка.

Спустившись на нижний уровень, мы подошли к одному из кабинетов. На входе стояло ещё двое наших бойцов и Гиря.

— Не спится, Сань? — спросил Кирилл.

— Ты не поверишь. Не хочу, — в третий раз ответил я на данный вопрос за этот вечер.

И почему всех так интересует мой сон.

— Мы оборудовали временную «комнату для содержания» в бывшем архиве полиции. Камеры для задержанных тут все разбиты, — пояснил Казанов.

Гиря кивнул и показал солдатам отойти от двери. Странный манёвр, как мне кажется.

— Отправляем его утром? — спросил Кирилл у Казанова.

— Да. Есть распоряжение, — ответил Виталий, толкая обитую потрескавшимся дерматином дверь.

Комната встретила нас тусклым, желтоватым светом единственной лампочки, свисающей с потолка на голом проводе. Вокруг неё в безумном танце бились крупные ночные мотыльки, отбрасывая на стены дёрганые, пляшущие тени.

Обстановка была спартанской, если не сказать тюремной. Обшарпанные стены, когда-то выкрашенные в казённый синий цвет, теперь были покрыты грязными разводами. В углу гудел старый напольный вентилятор, безуспешно гоняя горячий воздух.

Посреди комнаты стоял тяжёлый металлический стол, привинченный к полу, и три стула.

Ричард Кроу сидел к нам спиной. Услышав скрип двери,