ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

воспрепятствовать, он отвечал неразборчивым бульканьем - очень талантливым. И даже опытные психиатры могли принять такое неоспоримое бульканье за чистую монету смешанной афазии.

Однажды Угостиньо Нету прервал свое звукоизвержение при виде милиционера.

Он, битый-перебитый, знал, что эта братия бывает абсолютно невосприимчивой к живому искусству. Но в этот раз милиционер, мужчина солидных лет, не только не тронул его, но даже что-то подбросил в картуз. Звякнуло по-особенному, с шуршанием: Угостиньо скосил слезящиеся глаза и увидел, что из картуза торчит упаковка бенгальских огней. Затем милиционер - а был он без знаков различия, в штатском, но сразу видно: мусорный генерал - достал из кармана флягу, свинтил крышечку и протянул Угостиньо со словами: "Хлебни, божий человек".

Подобное бывает раз в сто лет, и Угостиньо это понял и оценил.

Что там такое этот высокий мент подложил в картуз, он пока не успел рассмотреть, но и не важно, главное, что положил какую-то штуку, да еще угощает. Такого на паперти еще не знали. Многие сослуживцы Угостиньо, глядя на чудо, обернулись к золоченым куполам и закрестились. Нету решил, что у мента либо радость какая прибавилась, либо горе стряслось. И он, будучи в растерзанных чувствах, ищет общения с первым попавшимся существом, готовым символически разделить с ним невыраженную эмоцию.

Может, у мента того сын родился. Или даже внук.

Может, повысили вещевое, продуктовое и денежное довольствие.

Может, представили к маршальскому званию.

Может, просто выпил.

Может, погиб на задании старинный товарищ. Скорее всего, это так. Недавно тут постояла и двинулась себе дальше, по делам, похоронная тишина, и многие припомнили примету: милиционер издох.

Какой бы ни была истина, выяснять ее Угостиньо не собирался. Он осторожно, двумя бурыми пальцами принял фляжку и глотнул. Вскинул глаза на мента: тот ободряюще улыбнулся губами, но не глазами - давай, мол, еще!

Черт знает что, спаси и сохрани его Господь, пил этот мент и носил при себе во фляжке. Это был не коньяк и вообще не горячительный напиток. По вкусу жидкость напоминала маловаренный суп из грибов неблагородного сорта.

Потом, когда все уже завершилось, Угостиньо валялся и бил кулаками землю, и царапал ее, и объяснял: "Я хлебнул. Я всегда хотел любить Господа, и я любил его, когда хлебал. Он спрашивал меня после сотни граммов - ну, а если бы я погубил твою жизнь и всех твоих близких? Я отвечал, что убивался бы, но теперь я, выпив, запомню этот миг, и буду славить Тебя за то, что мне когда-то было хорошо. Господь закрывал мне пути к Нему, так как я очень рьян и стремителен. "Потихоньку, Нету, - увещевал Он. - Иначе тебя сожжет возле Меня, как мотылька..."

Удивительно, но мент заставил юродивого опорожнить флягу до дна. После чего отступил и смешался с толпой, но Угостиньо еще успел заметить, как тот стоит и чего-то ждет. Рука Угостиньо потянулась к бенгальским огням, лежавшим в картузе. Он не почувствовал опьянения, но в глазах отчего-то вдруг стало троиться... Из толпы донеслась негромкая, но внятная команда: "Жги!" Дальнейшего он не помнил. И только к вечеру, затаившись в каком-то проулке, выслушивал отчеты очевидцев.

Свидетели утверждали, что в храме возникла паника.

Какие-то тени, как две капли воды похожие на Угостиньо, метались от образа к образу, вонзая в подсвечники вместо свечей бенгальские огни.

Создалось впечатление, что Нету вообще был представлен в трех экземплярах, а потому - неуловим; черным бесом летал он по церкви, не обращая внимания ни на кропила, ни на кадила - короче говоря, держался и вел себя, как большая бесовская крокодила, и лишь когда настоятель вышел и возгласил нечто крайне суровое супротив черта, выкатился из храма в единичном числе и быстренько, позабыв о костыле и картузе, бросился прятаться в проулок.

А церковь наполнилась бенгальскими игрищами, в чем многие прихожане усмотрели знамение; иные - доброе, но большая часть, по складу характера своего - дурное. Старушки, прибиравшие в храме, перебегали семенящим бегом от лика к лику и обжигали свои сморщенные пальчики, гася колючие, злые искры. Многие почувствовали, что Нету подарили огнем, который вдруг утроился, в чем вроде как усматривалось явление Троицы, но какое-то неподобающее, карикатурное и потому - дьявольское.

Почуяв страшное, народ, пропитанный соборными чувствами, гуртом повалил из храма, и некоторые были раздавлены насовсем, а некоторые только слегка покалечены.

- А милиционер? - допытывался Угостиньо, дрожа и сотрясаясь. - Енерал тот? Куда он делся?

Но здесь ему никто не мог дать ответа.

В суматохе и неразберихе все мгновенно забыли о милостивом милиционере, и ни одна живая душа не видела, куда он ушел и когда.

Глава первая

ЗАЗОР

"УДВОЕНИЕ есть следствие грибоварного промысла, выражающееся в повторении физического лица с сопутствующими ему материальными ценностями и посторонними предметами (см. ОРУЖИЕ ХОЛОДНОЕ, ОРУЖИЕ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ) или без них; новообразованное физическое лицо, в зависимости от параметров грибоварения и ряда не до конца изученных процессов, предрасположено либо к моментальному бесследному, либо к постепенному, с истечением жидкостей, исчезновению..."

"УТРОЕНИЕ есть относительно новое следствие грибоварного промысла, выражающееся в двукратном повторении физического лица с сопутствующими ему материальными ценностями и посторонними предметами (см. ОРУЖИЕ ХОЛОДНОЕ, ОРУЖИЕ ОГНЕСТРЕЛЬНОЕ) или без них; специфика утроения восходит к специфике ТРЕТЬЕГО, отраженной в народном фольклоре (см. ТРИ ПОРОСЕНКА, ТРИ МУШКЕТЕРА, ТРИ МЕДВЕДЯ, ТРИ ТОПОЛЯ НА ПЛЮЩИХЕ (последнее недостоверно и требует дальнейшей юридической характеристики тополей), где ТРЕТИЙ неизменно выступает отличным от прототипа и ВТОРОГО, которые почти идентичны; повсеместно отмечается определенная антагонистичность ТРЕТЬЕГО двум другим..."

"При утроении агрессивность производных фигур повышается и распространяется на оригинальное лицо..."

(Из карманного служебного справочника практического работника юстиции и правоохраны с элементами вынесения, оглашения, опротестования и исполнения приговоров, а также с параллельными местами из синодального издания.)

1. Деревянные шрамы

Сартур Тригеминус, в недавнем прошлом - Артур Амбигуус-младший, ныне надежно защищенный звучным именем и тайным Органом-Орденом, Универсальной Спецслужбой, стоял с утречка, потягиваясь, на крыльце и пристально рассматривал свежую, только что сделанную зарубку на косяке. Еще вчера ее не было. Он провел ладонью и нащупал еще две, поменьше и помельче, такие же свежие - зарубки, они же зазоры. Три зазора. Трезор, узор.

Первоначальная фамилия "Гуммигаммус", назначенная Универсальной Спецслужбой, не прижилась. Нареченным он показался бессмысленным, несмотря на семантическую многослойность, в которую паспортные крысы тыкали своими канцелярскими лапками. Даже Зазор обижался и уговаривал: "Посмотрите, сколько ингредиентов - и тебе резина, и сифилитическая гумма, и театральный грим,