Восьмой район - Алиса Аве

надо смотреть на собеседника. Вежливость особенно важна, когда смерть решает, как завершить твой жизненный путь. Итак, урок послушания. Этот вариант тоже не подходит. Тебя увидит Лидер, – он перешел на шепот. – И если это будет один из дней ее просветления, она поймет. Потерять символ надежды много хуже, чем саму надежду. Ты бы поняла это когда-нибудь. К тому же публичное наказание сделает из тебя мученицу. И даже те, кто сейчас тебя ненавидит, испытают жалость, потому что осознают, что могут кончить так же. Лучше, чтобы тебя не стало. Они, – он указал назад, туда, где Стиратели вели детей по отсекам, – даже не вспомнят о произошедшем. О твоем всплеске, о разрушении нижних ярусов, об их дивном спасении. А как удачно ты стерла память семье! Увы, о смерти Магды тоже никто не вспомнит. Ты будешь значиться как не прошедшая испытание, даже легкий след сотрется. Но ты ведь уже привыкла к невидимости.

– Предложите ей еще раз, – подал голос мужчина.

Старший Стиратель предупредительно вскинул руку.

– Мы исчерпали лимит, будем пробовать снова. Если не хочешь, можешь не смотреть, и так все знаешь.

– Я останусь.

Старший Стиратель поднялся, неторопливо отряхнул светлые брюки.

– Твой отец умер, чтобы ты жила. Твоя настоящая мать умерла, давая тебе жизнь. Сегодня умерла твоя подруга. Ты причиняешь людям боль, Яра. Я придумал для тебя соответствующее наказание. Поверь, я старался, искал отклик, но… – Он оборвал фразу. – В транспортник ее! – скомандовал он и пошел прочь. – Зенона следом, для него тоже есть сюрприз.

Нас поволокли, я едва успевала перебирать ногами. Справа тащили Зенона, согнули пополам, удерживали голову.

– Он ни в чем не виноват, отпустите его. – Я заглядывала в бездушные шлемы.

– Бесполезно, Яра. – Зенон говорил приглушенно, черная рука давила ему на шею.

– О да. – Подрагивающий спутник Старшего Стирателя возник справа, подал знак увести и Т-022.

– Не боишься, что мы выйдем из-под контроля? – спросила я.

– Ты не сможешь повторить свою выходку, поверь. Не сейчас.

– Куда нас ведут?

– В никуда.

Я лицезрела силу Ковчега. Волна, хлынувшая из меня, разнесла весь ярус, погребла под обломками тело Магды, смяла Кью и Демона. Я обрушила стены на поддержавших их ребят, набросившихся на Магду, как стая голодных зверей. В тот момент мне казалось, что они больше не люди, но я обманулась и обманула всех. Кровь Магды покрывала мои предплечья, но на моих руках куда больше крови. Я убила их. Не поняла, что они такие же игрушки в руках Старшего Стирателя. Они не могли поступить иначе… А вот я должна была.

– Они живы, твои товарищи.

– И Магда? – вскинулась я.

– К сожалению, нет. Да и для выживших уже назначен срок, ты постаралась на славу.

Коридоры блестели. Потолок отражал черные шлемы, стены восстановились до мельчайших деталей. Двери в душевую, в Пирамиду, плотно сомкнутые, горели зелеными полосами – внутри пусто.

– На любое действие находится противодействие.

Значило ли это, что вмешалась Лидер? У нее такие возможности? Мы с ней похожи. Она не позволила мне разрушить Ковчег. Почему за год моего пребывания здесь она ни разу не пришла на обучение? Я не верю, что она не знала об угрозе, обо мне. Неужели она настолько доверяет этому монстру?

Транспортник уже ждал нас. Темное брюхо его совсем не походило на то, в котором нас доставили на Ковчег. Тогда освещение выделяло даже самые крохотные поры на детском лице, я могла бы оценить состав забившей кожу грязи, измерить высоту вздымающегося прыща, сосчитать капельки пота над верхней губой. Сейчас я натыкалась на кресла, отбивала ноги о крепления, пока меня наконец не швырнули прямо на пол. Мерцающий поднялся следом. Зенон стоял в полосе между светом и тьмой, его не завели в транспортник.

– Ты обещал, что с ней ничего не случится! – крикнул Зенон.

– А ты должен был согласиться.

– Ты лжец! – Зенон рванулся, вырвался из хватки. Врезал по ребрам Стирателю справа, побежал к транспортнику.

Я ринулась к нему с другой стороны, но врезалась в невидимую преграду. Она пульсировала под ладонями. Стиратели выстрелили в Зенона, но упасть ему не дали.

– Нам ни к чему те, кого мы не можем контролировать, тебе ли не знать.

– Ты не сможешь причинить ей вред!

Голоса их звучали похоже, так что я с трудом разбирала, кто из них что говорил.

– Не отключайся, Зенон, последний акт представления только начинается.

Зенона поддерживали с двух сторон. К транспортнику вели Вита и еще четверых парней и трех девушек.

– Нет, нет! – Ноги Зенона подкосились, снотворное брало верх, но он продолжал вырываться.

Голубые вспышки прошили воздух. Вита откинуло к стене. Одна из девушек бросилась к нему, но добежать ей не дали. Короткие щелчки, падающие тела. Друзья Зенона рухнули на пол, чтобы больше не подняться.

– Наш птенчик вздумал отрастить крылья, – сказал мне мужчина. – Тебе он тоже предлагал полетать? Старший Стиратель любит мифологию, познакомил нас с мифом об Икаре, вот Зенон и вдохновился. Решил до солнца долететь. Мы с ним оба любим солнце и огненных женщин. – Он усмехнулся.

– В лабораторию его! – приказал он Стирателям. – Бережнее!

Шлюз транспортника стал закрываться. Мужчина уселся на дальнее кресло, его силуэт едва вырисовывался в темноте. Включились огни, пилота не было. Транспортник оторвался от стыковочных якорей, шлюз захлопнулся. Я смотрела на сужающуюся полоску света, Зенона уводили. Красные всполохи внутреннего освещения сводили с ума. Сердце разбухло, увеличилось, не умещалось под ребрами. Я ударила себя в грудь, рыдания рвали на части, безмолвные, сухие. Все произошедшее крутилось перед глазами, жуткая карусель в красных тонах. «Яре предстоит череда потерь», – пообещал Старший Стиратель полгода назад. Сказал, что самое страшное – потерять саму себя. Яра Мёрфи, какой я себя помнила, растворилась с первым шагом в транспортник, несущий отобранных детей в Ковчег, и вот другой транспортник вырвался из брюха Ковчега, бесстрастно удаляясь, набирая высоту и ускорение, с каждым метром я умирала. Мой сопровождающий молчал, откинувшись в кресле, сложив руки под головой.

– Тебе больно? – спросила я. Мне надо говорить, чтобы не плакать.

– Прости? – Он сел ровно.

– Когда вспыхиваешь, больно?

– Я привык.

– Ты так и не сказал мне свое имя.

– Важно ли?

– Хочу знать, кто меня убьет.

– Твоя гордыня.

– Как хочешь.

Он пересел поближе.

– Не пытайся встать, все равно не получится. Неужели тебе сейчас интересно мое имя? Ты должна страдать и убиваться.

Я разглядывала его. Лицо, словно покрытое серой пылью, щетину, морщины у глаз.

– Пожалуйста. Я имею право на последнее желание.

Он приблизил ко мне лицо, посмотрел прямо в