Стажер Зеркального сыска - Юлия Борисовна Гладкая

дождался, когда мальчуган уйдет, после чего поднялся, провел рукой по лицу, точно смахивая налипшую паутину лжи и обмана. Затем твердым шагом прошел в свой кабинет, вытащил из тайного ящика рисунки и, убрав их во внутренний карман сюртука, вернулся в прихожую. Глубоко вздохнул, как ныряльщик перед прыжком в воду, и, не задумываясь ни на миг, взглянул в зеркало, открывая переход в департамент. Едва серебристая поверхность покрылась рябью, Митя без промедления шагнул вперед.

Зазвенело тонко и тревожно. Переход выпустил его в уже опустевшую приемную. Даже Пахом, обычно коротающий время подле буржуйки, куда-то исчез.

Стажер принял это как должное. Для разговора с Катериной Артамоновной он не нуждался в лишних ушах и надоедливых просителях, мающихся в очереди. Скинув пальто, он оставил его подле своей шапки, все так же лежащей на конторке, и пошел к кабинету начальницы.

В голове крутился целый сонм мыслей, от «Верно ли я поступаю?» до «Кто, если не вы?». Не желая больше испытывать душевных и моральных терзаний, Митя, не поднимая глаз, толкнул дверь и, перешагнув порог, произнес скороговоркой:

– Катерина Артамоновна, мне нужно с вами незамедлительно поговорить, и пусть разговор этот останется покамест между нами, поскольку он касается нашего коллеги Игната Исааковича!

Скрипнуло кресло. Стажер взглянул на него и замер. Вместо Катерины за письменным столом сидел наставник. Заметив, что Митя увидел его, Игнат Исаакович поднялся, обошел стол и, встав у окна, принялся набивать любимую трубку черного дерева ароматным табаком.

В кабинете повисла неловкая тишина. Ругая себя за невнимательность, стажер думал уже отступить, но тут заговорил Игнат:

– Что же, Митя, у дверей мнешься? Проходи, садись, коли и впрямь разговор есть.

– Я думал, у вас мигрень, – пробормотал Митя.

– И хотел воспользоваться моим недугом? – Наставник криво усмехнулся и, раскурив трубку, указал на окно: – Погода сегодня просто чудо, не находишь?

– Угу, – Митя переминался с ноги на ногу, не зная, как быть в столь скверной ситуации. – А где Катерина Артамоновна? – решил уточнить он.

– Катерина? Да отбыла к губернатору, ее отужинать пригласили, а меня нынче и не зовут. – Наставник отвернулся от окошка, подошел к стоящему в углу креслу и, опустившись, указал на стул, стоящий рядом: – Ты присаживайся, Митя, в ногах правды нет.

– Благодарствую, но я, пожалуй, пойду, – попытался увильнуть от назревающей беседы стажер.

– Что ж, дело твое, – неожиданно легко согласился Игнат, – только я ведь и впрямь поговорить с тобой хотел, устал, знаешь, все утаивать да скрытничать. И без того сердце рвется, а еще приходится супротив своих же коллег идти, думал, хоть ты меня послушаешь, но раз нет… – Он умолк, и только колечки дыма поплыли по комнате, как невысказанные слова.

Митя мгновение помедлил, затем, опустившись на предложенный стул, молча посмотрел на наставника.

– Так-то лучше, – резюмировал Игнат и без лишнего предисловия начал: – В том, что случилось с Варенькой, есть и толика моей вины, потакал ей много с детских лет, баловал. Опять же, чего греха таить, от проверок укрывал, лишь бы не приметил кто, не нашел девочку.

– Как она попала к Никифору Ивановичу? – тихо спросил Митя.

– Как? – удивился Игнат. – Так я ж сам ее к нему и привел, он тогда уже овдовел и сам на себя не походил, так что Варенька в его доме словно лучик в темном царстве стала. Да и после того, что она пережила… – Наставник замолчал. Взгляд его устремился вдаль, словно вновь просматривая дела давно минувших дней.

– Тот отчет, что я видел в архиве, о якобы умершем ребенке… Это о Варе, да? – догадался Митя.

– О ней, – кивнул Игнат, – я подделал бумаги. Не желал, чтоб ее искали. Ты сам пойми, пережить такое предательство, когда родная мать пытается тебя убить, не желая признавать магический дар… Кому угодно душу изранит, а уж несмышленышу, совсем малышке тем более… – Маг пожевал мундштук погасшей трубки и, вынув его изо рта, принялся выбивать прогоревший табак в ладонь, как показалось Мите, несколько более нервно, чем обычно.

– Почему вы сейчас решили мне об этом рассказать?

– Хочу, чтоб ты понял, я и сам не знаю, как проглядел тот момент, когда Варенька начала практиковать колдовство во вред людям. Она всегда отличалась скромностью и такой внутренней нежностью, что ни мне, ни тем более Никифору Ивановичу не могло прийти в голову заподозрить ее в столь темных делах. – Игнат Исаакович прикрыл глаза. – Ах, если бы я вовремя увидел в ней эти задатки, смог разглядеть истинную суть, я бы сам остановил ее. Да, Митя, я бы сам запер ее в камере. И как бы ни дорожил этой девочкой, ставшей мне родной, сопроводил бы ее в Петербург и там молил за нее и за себя. Как за человека, чей взор затмила любовь.

На несколько минут в комнате повисла тишина. Разве что часы на полке разрезали ее на секунды остриями стрелок.

Первым не выдержал Митя:

– Но послушайте, Игнат Исаакович. Как же вы допустили, чтоб Агриппина погибла, пытаясь справиться с Варей? Выходит, вы все знали и умышленно помогли воспитаннице, погубив старуху?

– Человек слаб, – отрезал наставник, – а я в первую очередь человек. Вспомни, что, во‐первых, я спасал тебя. Но увидав, что и Варя в беде, я не мог оставить ее на растерзание Агриппине, и что мне оставалось? – Он замолчал, не сводя острого взгляда со стажера.

Митя почувствовал себя неуютно, будто бы и не душевную беседу вел с Игнатом, а находился на допросе у ревизора.

– Арестовать Варю и под надзором ведьмы отправить в столицу, – осторожно предположил стажер.

– Ах, как ты прав. Как ты безмерно прав, мой юный друг! – Игнат вскочил с кресла и заходил по кабинету, словно маятник в часах, от стенки до стенки. – Но я поддался искушению, я поверил, что все это нелепая случайность. А Агриппина просто выжившая из ума старуха, и вот, – он развел руками, – сделанного не воротишь.

– Разве Агриппина вела себя безумно? Разве вы, столько лет работая бок о бок, не поняли ее намерений? – не сдавался Митя.

Игнат на мгновение замер. Затем медленно, как-то по-стариковски пошаркал к окну и, прислонившись лбом к стеклу, молвил:

– И тут ты прав, я стар и слаб душой. Теперь мне предстоит ответить за все мои ошибки. Едва об этом узнает начальство, как жернова правосудия закрутятся. – Он покосился на стажера. – Ты ведь пришел к Катерине Артамоновне за этим? Пришел поведать ей обо мне и требовать правосудия, не так ли?

Митя молча кивнул. Подходящих слов у него не нашлось. Он одновременно ликовал, ощущая свою правоту, и в то же время ненавидел себя за предательство человека,