Африканский рубеж - Михаил Дорин

Другая компания молодых ребят собралась за моей спиной. Они смеялись и обсуждали какую-то дискотеку в ДК.

Меня накрыло обыкновенное чувство раздвоенности. Я был здесь, в этом душном вагоне, но часть меня всё ещё сидела в кабине Ми-24. Обыкновенное восприятие мирной жизни, когда ты возвращаешься с войны. И чем раньше ты поймёшь, что она уже где-то далеко, тем лучше. Мнимый переключатель в голове перещёлкнул, когда я увидел знакомые очертания Торска за окном.

Состав начал плавно сбавлять ход. Знакомая вибрация пробежала по вагону, и скрип тормозных колодок возвестил о приближении к конечному пункту.

Перед глазами промелькнула излучина Тверцы, блеснув на солнце серебряными бликами. Чуть дальше показались и маковки церквей. Старинный, купеческий город встречал меня своими деревянными домиками с резными наличниками, утопающими в зелени садов, а также более современными хрущёвками и девятиэтажками.

Я не стал дожидаться остановки и пошёл в тамбур, подхватив спортивную сумку. Она оттянула плечо небольшой тяжестью. Не такой, как бронежилет, но ощутимой. Всё же, я не мог не привезти гостинцев Антонине.

Поезд остановился. Двери с шипением разъехались, и я спустился на низкую платформу.

В нос ударил ни с чем не сравнимый резкий аромат креозота от нагретых солнцем шпал, пыль привокзальной площади и сладковатый дух цветущей липы. Вокзал Торска — небольшое одноэтажное здание, выкрашенное в жёлтый цвет. На платформе суетились люди. Несколько дачников с вёдрами, полными смородины, обсуждали последние новости своего дачного кооператива. Ещё пару человек внимательно читали расписание ближайших электричек.

Ещё двое ребят в форме десантников. Плечистые, в сапогах, натёртых до уровня зеркала и сильно загорелые. Один, с перевязанной рукой, пытался подкурить сигарету. Второй, поставив чемодан на землю, ему в этом охотно помогал. У обоих ребят на левой стороне груди поблёскивали медали «За отвагу», а на правой — знак «Воину-интернационалисту». Всё же война в Афганистане уже подошла к концу. Но это только официально. Как я вижу, ребятам пришлось повоевать.

Я вдохнул полной грудью горячий, но такой вкусный воздух. Только я сделал шаг, как меня остановили.

— Товарищ военный! Вы нам не поможете? — прозвучал за спиной женский голос.

Я обернулся и увидел совсем юную девушку в лёгком платье с небольшой сумкой. Девушка держала за руку молодого лейтенанта. Да так сильно вцепилась, что у него ладонь побелела. Сам молодой офицер был невысокого роста, в фуражке, на размер большей, чем ему нужно, и с эмблемами ВВС на погонах. На кителе красовался значок «Воина-спортсмена» и ромбик об окончании училища. С лица ещё даже не все юношеские прыщи сошли.

— Света, прекрати. Я сам всё решу, — зашипел парень на девушку.

— Ну вот же мужчина. У него же на лице написано, что он военный.

Я улыбнулся, услышав подобное рассуждение, основанное на женской логике.

— А вы догадливая девушка! Прибыли к новому месту службы? — спросил я, протягивая руку лейтенанту.

— Я… ну да. Вернее, так точно! — вытянулся паренёк.

— Давай без гимнастики. Так ты куда прибыл, лейтенант?

— В Центр Армейской авиации.

— Это хорошо. Чем помочь?

— Да мы не знаем, куда и как добираться. Сегодня воскресенье тем более.

Я покачал головой и позвал молодую семью за собой.

Под ногами захрустел гравий, когда мы сошли с перрона и направились к выходу в город. Июльское солнце слепило, отражаясь в лужах, оставшихся после недавнего дождя. Поправив лямку сумки на плече, я уверенным шагом пошёл в сторону остановки автобуса, щурясь от яркого света и предвкушения встречи.

Мы вышли на остановку, и я начал объяснять маршрут движения. Парень слушал, а девушка и вовсе записывала за мной.

— Придёшь на КПП и тебя проводят в гостиницу. А уже завтра пойдёшь и представишься. И скажи, что Александр Александрович Клюковкин передаёт всем привет.

— Понял. А… это кто, Александр Клюковкин? — спросил лейтенант, и его тут же за рукав дёрнула девушка.

— Это он — Александр Александрович, — улыбнулась девушка.

Когда подошёл нужный автобус, я указал ребятам на него, и они уехали. Следом подошёл и мой.

Автобус «ЛиАЗ», лениво переваливаясь на ямах и позвякивая бутылочным звуком где-то в недрах двигателя, довёз меня до нужной остановки. До дома оставалось пройти всего ничего — через два двора.

Во дворе ничего не изменилось. Тополя, и неизменные деревянные столы с лавками, вкопанные в землю намертво.

Из окон доносились звуки музыки и громкоговорящих телевизоров. Но одно всё же изменилось. На подоконниках стало больше трёхлитровых банок с надетыми резиновыми перчатками.

Подойдя к моему подъезду, я заметил знакомые фигуры. Судя по напряжению на их лицах, партия в шахматы приближалась к эндшпилю.

— Не-а, с этой политикой никакого здоровья не напасёшься. Всего два магазина оставили на районе. Вот тебе! — двинул одну из фигур на доске мой сосед Фархадович.

— Да не говори! — махнул рукой его оппонент, делая свой ход.

Друг Фархадовича поднял лежащую между ними газету «Труд», открыв вид на пузатую бутылку водки. Это была та самая «Андроповка». Времена нынче суровые. Антиалкогольная кампания в самом разгаре, так что конспирация у моих соседей-колдыриков была на уровне разведшколы.

— Ходи, тебе говорят! Лошадью ходи! — приговаривал Фархадович после очередного хода, теребя пуговицу на застиранной рубашке.

— Не торопи, — бубнил его товарищ, медленно разливая по стопкам водку.

Когда всё было готово, мужики взяли тару и приготовили себе по закуске — кусочку чёрного хлеба с салом.

— Давай, ходим! — скомандовал Фархадович, и они молниеносно выпили, быстро закусив.

— Ах! Вот он добрый какой Андропов! — посмотрел на этикетку водки его коллега и завернул бутылку в газету.

— Здорово, мужики! — произнёс я.

Фархадович чуть не упал с лавки и повернулся в мою сторону. Он прищурился, глядя против солнца, а потом его лицо расплылось в широчайшей улыбке.

— Едрит-мадрид! Петрович, глянь, кто вернулся! Сашка!

Шахматы были мгновенно забыты. Мужики повскакивали с лавки.

— Живой! — вновь воскликнул Фархадович, крепко обнимая меня.

Я пожал мужикам руки, чувствуя грубые мозоли.

— Ну, с прибытием, Санька! Третьим будешь? У нас тут всё для рывка…

— Петрович, отстань. Ты давай за новой порцией. Всё равно партию проиграл. У тебя цугцванг…

— Эээ, нет! Фархадыч, ты меня ещё плохо знаешь, — перебил его Петрович.

Оставив мужиков с их спором об исходе шахматной партии, я пошёл домой.

В подъезде пахло жареной рыбой, сыростью из подвала и немного кошками. Тот самый запах дома, который не спутаешь ни с чем. Ноги сами несли вверх, перепрыгивая через ступеньки.

Вбежав на второй этаж, я остановился перед дверью. Вот она, обитая коричневым дерматином дверь с декоративными гвоздиками по периметру.