Африканский рубеж - Михаил Дорин

Но в ответ тишина.

Я прислушался. Ни шагов, ни шума включённого телевизора или радио. Постучал ещё раз, настойчивее и прислонился ухом к холодной обивке.

Я уже собирался спуститься вниз, чтобы расспросить мужиков, как за спиной скрипнула дверь соседней квартиры.

— Кто там ломится? — раздался строгий женский голос.

Я обернулся.

В проёме стояла Элеонора Иосифовна. Наша соседка была, как и всегда в цветастом халате и бигуди под косынкой. Она, прищурившись, смотрела на меня сквозь очки с толстыми линзами.

— Саша? Ох, ты ж вернулся! — воскликнула она, и её брови поползли вверх.

— Здравствуйте, Элеонора Иосифовна. А Антонины нет?

— Так вышла она. Разминулись вы с ней. А она мне запасные ключи оставила, — засуетилась соседка, скрываясь в глубине своей квартиры.

Через секунду она вернулась, протягивая мне знакомую связку на верёвочке.

— Спасибо.

— Антонина так переживала за тебя. Говорила: «Вдруг Саша приедет, а меня нет».

Я сжал тёплые ключи в ладони.

— Спасибо вам огромное, — улыбнулся я, вставляя ключ в замочную скважину.

Замок щёлкнул мягко и податливо. Через секунду я вошёл в квартиру.

Дверь за спиной мягко захлопнулась, отсекая звуки подъезда. Я остался один в полумраке прихожей.

Скинув кроссовки, я поставил их на привычное место, рядом с изящными босоножками Тони. Свою сумку, пропылённую дорогами двух континентов, опустил на пол. Здесь, в этом уютном мирке, она казалась чужеродным предметом.

Я прошёл в комнату. В нос ударил запах свежевыстиранного белья.

Всё было на своих местах, словно я вышел отсюда пять минут назад, а не пропал на несколько месяцев. Цветной «Рубин» в углу был выключен. На полке на магнитофоне «Шарп», купленном в Афганистане, аккуратной стопкой сложены кассеты. Среди них Джо Дассен, итальянская эстрада и Высоцкий. Ни одной пылинки. Будто бы всё замерло в ожидании.

Я подошёл к полированной советской «стенке». За стеклом серванта, среди хрусталя, который доставали только по праздникам, стояли фотографии.

Взгляд зацепился за чёрно-белый снимок. Полковник Медведев, командир Центра, жмёт мне руку и крепит на китель Орден Ленина. Кажется, это было в прошлой жизни. Или вообще с кем-то другим.

А рядом цветная фотография, которую мне когда-то подарил Лёха Карелин. Сирия и один из шумных рынков Дамаска. Здесь мы с Антониной. Я в гражданке, а она в лёгком платье. Она мило смеётся и щурится от солнца.

Счастливые, словно обычные туристы, а не советские специалисты в воюющей стране. Я невольно коснулся стекла пальцами, погладив её изображение.

И тут мой взгляд скользнул чуть в сторону. В углу полки, скрытая за хрустальной вазой, стояла икона Николая Чудотворца. А перед ней — огарок церковной свечи в блюдце.

Я представил, как она сидит здесь вечерами, глядя на этот огарок, и вздрагивает от каждого телефонного звонка. Сколько же седых волос я ей добавил за эти месяцы?

Вдруг в прихожей раздался характерный металлический скрежет. Щелчок. Дверь открылась и со вздохом закрылась снова.

Тут же я услышал глухой стук сумочки о тумбочку.

А потом по квартире поплыл тонкий, едва уловимый аромат духов Антонины. Запах, который я вспоминал всегда. В этот момент шаги в коридоре затихли.

Я повернулся и увидел её. Она стояла передо мной в цветастом длинном платье ниже колена и прикрывала лицо дрожащими руками. Глаза Тоси заблестели слезами, а сама она с трудом могла держаться на ногах.

— Саша… — её голос дрогнул, сорвавшись на шёпот.

Я стоял посреди комнаты, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, заглушая все звуки мира. И он перестал существовать мгновенно…

В несколько коротких шагов я сократил расстояние и прижал Антонину к своей груди. Гладил её по голове, стирал слёзы с лица.

— Прости меня. Слишком долго я к тебе возвращался.

— Живой! Я знала, верила…

— Ты только не плачь, а то морщинки появятся.

Я натянуто улыбался, хотя на душе было паршиво.

— Больше никогда тебя не отпущу.

— Так не отпускай, — тихо прошептал ей в губы и поцеловал.

Вначале нежно, пробуя на вкус её солёные от слёз губы. А после отдался порыву, целуя страстно, неистово.

Я чувствовал, как она дрожит и еле стоит на ногах. Подхватив её на руки, я сел на диван, усадив на колени.

Мы просидели в обнимку больше получаса. Она заваливала меня кучей вопросов: что произошло, что ел, здоров ли.

— Ты наверное голодный?

Отрицательно покачал головой.

— Я приму душ. Хорошо?

— Да-да, конечно.

Антонина ринулась к шкафу доставать полотенце.

— Я хочу, чтоб ты знала. Ты — самый дорогой человек в моей жизни.

Горячая вода била по плечам, смывая пот. Я стоял под струями, упёршись лбом в мокрый кафель, размышляя о том, как же хорошо оказаться дома.

В голове крутились простые, забытые мысли. Надо бы кран починить, капает. На службу вернуться… А может, к морю поехать? Вот как-то так внезапно и остро захотелось этой простой, мирной жизни.

Я выключил воду. Шум в ушах стих, уступая место тишине квартиры. Вытерся жёстким полотенцем, оделся и толкнул дверь. Я вышел в коридор, а клубы пара вырвались вместе со мной.

Сделав пару шагов в комнату, я остановился.

Тося стоял перед ликом иконы Николая Чудотворца. Она не заметила, как я вошёл.

Антонина говорила тихо, подобно шелесту листьев:

— Спасибо Тебе! Спасибо, что уберёг. Спасибо, что вернул и не оставил его там, спасибо…

Я впервые слышал, чтобы человек так глубоко говорил. Мне даже стало почти стыдно подслушивать этот разговор, предназначенный не для моих ушей.

Через минуту Антонина закончила и повернулась ко мне. Она выглядела немного смущённой, поправляя свои тёмные волосы.

— Ты как, Саш? Как тебе дома?

— Как… дома, — улыбнулся и подошёл к Тоне, чтобы вновь обнять её.

Пока я стоял с ней, заметил среди её густых, тёмных волос, несколько 'серебряных нитей. Вот и тронула её волосы седина.

Я губами коснулся её макушки, прямо там, где серебрилась эта проклятая, дорогая мне седина.

Она вздрогнула, но тут же расслабилась, положа руку мне на плечо.

— А пойдём гулять, дорогая, — предложил я.

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет. На набережную сходим, по городу пройдёмся. Людей посмотрим…

— Саша, не уходи от обсуждения главного вопроса, — прервала меня Тося, проведя пальцем по шрамам на теле.

Выйдя на улицу, мы сразу попали в эпицентр громкой дискуссии по поводу ситуации на рынке алкоголя. Фархадович и его друг Петрович жаловались на отсутствие достаточного количества точек продаж и на наличие в оставшихся точках огромных очередей.

— Совсем уже всё плохо стало, —