Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

братстве можно будет рассказать чуть позже. Черные и коричневые рубашки можно привести в качестве примера наглядного размывания границ между военной и гражданской жизнью, которое происходило во время и после Мировой войны.

До сих пор война представляла собой дело относительно незначительное, она, как правило, не выходила за пределы «фронтов», и обычные граждане в тылу жили в состоянии относительной безопасности, но самолеты и бомбардировки с воздуха, а позднее и воздушные торпеды дальнего радиуса действия все это изменили. Широкое использование пропаганды в качестве оружия и растущая опасность социального мятежа в условиях военного напряжения также сыграли свою роль в превращении всей территории воюющей страны в зону военных действий и уничтожении любых остатков гражданской свободы, сначала во время реальной войны, а затем в связи с войной. Перспектива подчинения приказам со стороны всего населения под присягой и соответственно под страхом незамедлительных дисциплинарных мер в случае неисполнения приказов или же исполнения их в недостаточной степени становилась для правительств все более и более заманчивой вехой.

Таким образом, в течение столетия внешний вид человеческой толпы трансформировался из разноцветного собрания несогласованных свободных индивидуумов в мешанину униформ. В кои-то веки одежда каждого человека указывала на его функцию, обязанности и готовность к действиям. Милитаризация европейского населения достигла максимума во время Польских войн. Примерно с 1942 года противогазы стали обычным атрибутом солдата, как и ножи в ножнах для ликвидации авиаторов, катапультировавшихся из сбитых самолетов. А еще появились металлические каски в виде коленных чашечек и металлические эполеты для защиты головы и тела от дождя из отравленных игл. Некоторые гражданские стали выглядеть более грозно, чем военные.

Военные власти тех дней оказались перед дилеммой: как, с одной стороны, предоставить населению средства защиты и легкое вооружение, которые оказались бы эффективны против вооруженного врага, а с другой, чтобы предоставленное было бесполезным для целей неповиновения и восстания? Несмотря на усиленное подавление агитации в те беспокойные десятилетия, возможное восстание человечества против войны и возможность полной «потери боевого духа», какими бы нелогичными и бессвязными они ни казались, были восприняты профессиональными солдатами как нарастающая угроза.

На улицах большинства городов Старого Света в то время появились характерные желтые (во Франции синие, а в Америке – в красно-белую полоску) столбы воздушной тревоги со стеклянными кожухами, которые можно было разбить только после официального сигнала тревоги. Внутри находились респираторы и наборы первой помощи для возможных жертв газовой атаки. Именно к этому периоду относится массовое распространение ярких указателей на каждом углу той или иной улицы. Устанавливали их таким образом, чтобы те отбрасывали вверх минимум света, обозначая направление движения к газовым камерам и больницам. В сороковых годах мир стал «газовым». Изъятие с улиц других ярко освещенных знаков являлось естественным следствием этой озабоченности.

В первой половине ХХ века города пестрели рекламой. Более того, это был период максимальной рекламы. Великий белый путь Нью-Йорка, площадь Пикадилли в Лондоне и Большие бульвары Парижа с их многоцветным визуальным шумом все еще поражают нас своей отвлекающей живописностью. После 1928 года городами овладело прожекторное освещение. А потом свет снова погас, и визуальный шум стих. Когда вернулась воздушная тревога, «затемнение» стало обязательным требованием, за исключением ярких, но скрытых указаний на убежище и первую помощь, о которых мы упоминали ранее.

Страх войны очень быстро распространился после 1930 года. Ночные города вновь окутала тьма. «Ночная жизнь» стала скрытной и неясной, с растущим оттенком преступности. Все гражданские больницы и все частные врачи в мире исчезли к 1945 году, а службы здравоохранения были юридически демилитаризованы только после 2010 года. Объединение военных госпиталей и гражданских больниц началось во Франции в 1933 году. К 1945 году каждый врач в Старом Свете вынужденно находился на квазивоенном положении: носил отличительную форму, подчинялся строжайшей дисциплине, а занимаемые им помещения выкрашивались в черный и желтый цвета. То же самое – с медсестрами. Наконец, дело дошло до того, что обычные граждане, прежде чем попасть на лечение, обязаны были принести присягу. К 1948 году в тех городах, где в достаточной степени пережили общую социальную деморализацию, соблюдая такие правила, стало невозможно простудиться или сломать лодыжку, не попав сразу в категорию пациентов, не будучи пронумерованным, одетым в черно-желтую униформу и отправленным маршем или увезенным на лечение. Теоретически эту систему лечения следовало бы назвать Универсальной, но на практике с униформой и медперсоналом возникали значительные трудности. Регулирование и милитаризация проходили на фоне огромного противодействия вследствие социальной дезинтеграции. Чем чаще человечество надевало униформу, тем более поношенной та становилась.

До Польских баталий на общую архитектуру военные потребности оказывали незначительное влияние. Милитаризация костюмов предшествовала милитаризации декораций. Даже казармы и подобные им армейские строения возводились военными архитекторами, по образцу обычных моделей жилья, типа «jerry-built» house (так называемых непрочных построек). До сих пор потрясают воображение фотографии викторианской милитаристской готики и викторианских милитаристских тюдоров при Британском военном министерстве. На этих фотографиях изображены дома, пригодные для проживания разве что только инструкторов по строевой подготовке. Растревоженная опытом Польского конфликта, военная мысль привела к глубокой реконструкции обычного города. Она стала по-настоящему необходимой. До этого времени даже в укрепленном городе сами укрепления не очень-то меняли городскую обстановку. Раньше крепость сама по себе являлась гражданским городом, окруженным на расстоянии от трех до пятидесяти миль фортами, опорными пунктами, системами траншей и тому подобным. Сначала новую концепцию реализовали в Берлине, затем в Данциге, Варшаве, Париже и Турине, а еще позднее Воздушная война потребовала от всего мира укреплять города не только по периметру. Важнее оказались укрепления не вокруг города, а НАД ним. Мир, который в 1930 году оказался слишком глуп, чтобы понять, что прямой выход из экономических трудностей лежит в модернизации и восстановлении собственных домов, в состоянии военной паники после 1942 года приступил к полному пересмотру своей архитектуры перед лицом опасности, связанной с бомбовыми и газовыми атаками. Архитектура изменялась настолько, насколько позволяло постоянно углубляющееся обнищание. То, что не делали ради процветания, запоздало предприняли от страха.

Первым наиболее очевидным начинанием стало строительство огромных, обычно очень скверно возведенных, бетонных, похожих на пещеры систем, предназначенных для укрытия гражданского населения, остатки которых все еще могут посещать любопытные туристы в Париже и Берлине (все лондонские рухнули после Великого оползня и последовавшего за ним пожара). Высотное строительство прекратилось, и дизайнеры сконцентрировались на проектах панцирных крыш, гигантских опорных столбах и крепком фундаменте. Только все более глубокая нищета, растущая промышленная дезорганизация и быстротечность последней фазы войны спасли город от полного погружения в приземистые массивные покрытия.

То время столь сильно влияло на умы, что архитектурный дизайн слабел вплоть до 2020 года. Едва ли какое-либо скопление городских построек, возведенных между 1945 годом и концом века, высоко поднимает голову и прямо смотрит миру в лицо. Не без основания этот период назван Вторым египетским. Так оно и было. Множились новые возможности для изящества и легкости, поскольку стальные каркасы уходили в прошлое; им на смену доставлялись прочные и гибкие необетонные материалы. Но как же робко их использовали! Унижению пришел конец, мы перестали бояться друг друга. Парящие дома, которые постоянно улучшаются и в которых мы живем сегодня, заставили бы наших прадедов, объятых экстатическим ужасом, бегом броситься в свои подвалы.

Глава 7

Великая война 1914–1918 годов

У нас накопилось чудовищное количество весьма скучных трудов о Мировой войне. Каталог исторических материалов, хранящихся в Атакаме, содержит список из 2 362 705 книг и полных досье. Из них 182 000 касаются непосредственно причин возникновения этой войны. Ничто так не привлекает студента к осознанию глубокого различия в умственном оснащении между нами и людьми того времени, как посещение длинных тихих галерей великой библиотеки мертвых споров и почти полностью забытых записей. Он вряд ли увидит посетителя среди сияющих чистотой полок. Возможно, это будет вытирающая пыль неприметная уборщица, или молодой студент-ревизионист, терпеливо сверяющий данные со своим конспектом, или черная кошка. В остальном же, сверху и снизу, справа и слева – чистота, сияние и тишина. Бумаги пребывают в полнейшем покое.

В одном большом разделе этой книги пытливый студент найдет