Дом бурь - Йен Р. Маклауд

Они испытывали и другие серьезные сомнения, умудряясь скрывать их от Клейда даже внутри своей прозрачной песни. Но он помогал Фэй проживать жизнь заново, и она, несомненно, в этом нуждалась. Они были проводниками друг для друга. У них были пикники и лучший сидр из Нейлси. Фонари, развешанные над Грином, а над ними – мерцающие звезды, и все вокруг покачивалось в такт гулкой мелодии духового оркестра.

Лето было в разгаре, и вдали маячила осень. Насвистывая, держа под мышкой очередной кусок брезента, предназначенный для защиты от дождя, когда тот неизбежно случится, Клейд пересек мерцающие поля и постучался в гофрированную стенку убежища Фэй. В этом не было особой необходимости, потому что она всегда пряталась в этом темном закутке, который он соорудил для нее рядом с летним лесом. На жару она обращала не больше внимания, чем на запах.

– Сайлус говорит, тебе надо переехать в Большой дом. Там полно свободных комнат.

«Я все еще не знаю…»

Фэй поерзала, почесалась. В ее присутствии сильнее, чем с другими Избранными, ощущалась двойственность: Клейд видел Фэй из песни и настоящую Фэй. Они казались ему почти отдельными существами. И все-таки здесь, под раскаленной железной крышей, он почти узрел молодую Потустороннюю, какой она когда-то была. В форме рук. В тенях, скрывающих изгибы груди и бедер. Когда она его касалась, на ее коже появлялись завихрения, и она дарила ему грезы, но Клейд все сильнее осознавал, что Фэй раньше была женщиной и отчасти ею являлась до сих пор.

«Ты выглядишь…»

Она подалась вперед и коснулась его лица.

«Совсем как человек…»

Она и раньше просила у него зеркало, но в Айнфеле не было зеркал, кроме полированных стеклянных рам для фотографий в Месте Встречи, и Клейд без всяких предупреждений Сайлуса понимал, что Фэй не должна про них знать.

– Раньше я считал себя суриком.

«Суриком? Сурикового цвета? Нет, Клейд, ты бледный, ты темный…»

Ее горячие пальцы прошлись по его волосам, губам, влажным от пота щекам. С удивлением очертили форму ушей. Он услышал собственный тихий смешок.

– Я просто однажды придумал всю эту историю с суриком. Трудно объяснить…

Пальцы цвета облаков продолжали странствовать. Снаружи стрекотали кузнечики, жара в их гофрированной лачуге спадала, и Клейд чувствовал озноб, печаль, теплоту. Ощущение чем-то напомнило те дни, когда Ида стригла его волосы. То же восхитительное чувство, будто он оказался в самом центре песни, но мощнее. Во рту у него возник кисловато-медовый привкус гореслада, а в паху что-то напряглось. Он снова рассмеялся, смех вышел писклявым. Пришлось отодвинуться.

«Прости…»

– Не надо, Фэй. Не извиняйся. Это все я. – «Мой голос… мое тело. Я тоже меняюсь».

«Но у меня возникла идея».

– Да? – Его голос дрожал. – Какая?

«Ты можешь стать моим зеркалом, Клейд».

И она снова потянулась к нему, и Клейд перестал видеть похожее на жабу существо, сидевшее перед ним на корточках среди полуденных теней в вонючем логове. Он узрел взамен заключенную в позолоченную раму и куда более реальную, чем все прочее, молодую Потустороннюю – женщину с длинными и черными как смоль локонами, которые она расчесывала блестящим серебряным гребнем, напевая себе под нос, изгибая алые губы в загадочной улыбке; она как будто испытывала веселое удивление, думая о том, сколько же в мире разной ерунды. Ее плечи были обнажены. На груди плясали отблески пламени. Возможно, за пределами зеркала на ней было что-то надето. Но совершенно не обязательно. Она в любом случае, решил Клейд, была совершенна.

Убогая лачуга на опушке леса смердела.

Фэй отпрянула.

«Это была я».

Сайлус удивился, когда Клейд настоял, что хочет снова побывать на Той Стороне. «Я думал, ты потерял интерес…» Тогда Клейд объяснил, что именно он намерен увидеть, и все удивление Сайлуса прошло. Но он все равно сопротивлялся этой идее.

– Ты читаешь газеты, Клейд. Разве ты не знаешь, что в наши дни в Бристоле небезопасно?

– Там живет полмиллиона человек. Насколько это может быть небезопасно?

– Я даже не уверен, что место, откуда мы тебя привезли, все еще существует, Клейд. И что нам там будут рады.

– Разве не ты всегда говорил мне, что Избранному важно понять, кем он был?

Сайлус склонил голову в ответ, но без особого одобрения. В этой части песни чувствовалась невысказанная усталость, покорность судьбе. И все-таки он согласился. Из-за жары тело Иды высохло и затвердело, как сосновая шишка, и пока Фермеры заводили во двор лошадей и затаскивали тщательно отполированную повозку, Клейд чувствовал, как ей больно в Большом доме. Плащ, который он надевал раньше, оказался ему мал, а этот, попросторнее, вызывал странный зуд. Почему он должен прятаться, ведь он же Клейд, а день такой теплый, и в наряде из толстой ткани неудобно, к тому же тяжело дышать…

Пахло кожей и лошадьми. Разогретым гудроном. Они ехали мимо безмолвных полей, и воздух был плотным и мутным, а вблизи от города в нем появились темные завихрения, порожденные едкими промышленными выбросами. Нынешний Бристоль и впрямь был невыразительным, словно фотография в газете. Непрекращающаяся песня Сайлуса, полная сожалений, также казалась частью мегаполиса и тянулась во все стороны, как сточные канавы и провисшие веревки со стиркой. Солнце померкло, запахло жженым волосом. Люди бежали мимо и вопили, раскачивали борта повозки, стучали по ним. Потом посреди дороги в расступившемся дыму возникли мужчины в форме.

– Стоять! Кто тут у нас… а-а, феечки! Дружище, повернул бы ты назад. Мы не можем нести ответственность за то, что случится с вами, уродами.

Но Сайлус настаивал. Он бросил на Клейда безмолвный взгляд, а потом повозка объехала баррикаду, и лошади с трудом двинулись вперед по битому стеклу и брошенным транспарантам. В конце примыкающей улицы несколько домов горели, кто-то висел на фонарном столбе, подвешенный за шею. Сегодняшняя песня города была мрачной и бесформенной.

Они выбрались на более тихие улицы, где, как ни странно, выглянуло солнце. Теперь перед ними были сады, а внизу, в клубах дыма, виднелся Бристоль.

– Вот оно, Клейд. – Сайлус вытер воспаленные влажные губы. – То место, которое ты хотел увидеть.

Лошади успокоились, но чувства Сайлуса были заразительны, даже когда он скрывал их изо всех сил, и пока они ехали, Клейд понял, что боится. Но теперь вокруг было так спокойно. Они увидели длинную стену, из-за которой торчали колючие ветки розовых кустов, и ржавые кованые ворота с табличкой. Надпись из металлических завитков и нескольких застрявших листьев гласила: «Приют святого Альфеджа для бедствующих гильдеек».

– О нем не