Книга дождя - Томас Уортон

Когда женщина, работающая в этой авиакомпании, сказала ей, что рейс был сбит здесь, над этой далекой страной, ей вновь вспомнились кадры из того фильма. Она представила купол церкви, море золотой пшеницы и как самолет мягко садится в нем, словно уставшая птица. Лишь одна дырочка в его крыле. Крошечная дырочка, от которой тянется тонкая полоска дыма, и человек с ружьем и собакой у ног. Ошибка. Так ей объяснили. Самолет упал, это она поняла, но все быстро исправят, и он вернется домой.

Люди с палками приближаются. Ей надо спешить, если она хочет проверить каждый чемодан. Во время последнего телефонного звонка он сказал ей, что ему пришлось купить с рук второй чемодан, чтобы вместить все подарки для семьи. Ей не пришло в голову спросить, как выглядит чемодан, какого он цвета. Им может оказаться любой.

В следующем много дорогой одежды. Серый шелковый пиджак и бордовый галстук. Начищенные черные туфли. Он говорил: «Ты никогда не засунешь меня в эти обезьяньи костюмы». И все же он позволил купить ему новую рубашку и брюки для поездки, чтобы он произвел хорошее впечатление в школе. Рейна купила ему еще и теплое пальто, ведь она слышала, что на севере той страны так же холодно, как и в Канаде. Ей хотелось сидеть с ним, как прежде, на заднем крыльце вечерами, когда он вернется домой, и чтобы он рассказывал ей о своих приключениях, о людях, которых он встречал, о том, что видел. Его глаза блестели бы, руки летали, он бы смеялся. Перед ними – легкая пелена дождя.

Ветер возвращается, маленькие круглые листочки дрожат.

Она вытряхивает чемодан и переходит к следующему, и еще одному, распаковывает все надежды и тайны, так бережно спрятанные. Женское кружевное белье. Плюшевые игрушки. Пузырьки с таблетками, рецептурные препараты. Она медсестра и потому расстраивается, что эти люди не получат свои лекарства вовремя, но потом вспоминает, что они им больше не нужны. И да, она не должна трогать чужие вещи, но делает это все равно, потому что знает: владельцы ее поняли бы. Они бы поступили так же на ее месте. Люди, которые сидели рядом с ней, когда она узнала новость, сказали, что на борту были врачи, будто это как-то обнадеживало. Врачи летели на конференцию. Рядом с ней тоже сидел врач, он сделал ей укол, держал ее за руку и просил расслабиться. Когда это было? Как раз перед тем, как она вышла на луг, хотя и не может вспомнить, как сюда добралась…

И вообще это странно, ведь она дома в Пайн-Ридже, лежит в постели, в доме, куда они переехали после того, как вынуждены были покинуть Ривер-Мидоуз. За окном дождь, ее муж и дочь рядом, и она объясняет им, что должна вернуться, она еще не закончила, а дочь плачет и говорит: «Мама, нет, нет, самолет на другом конце земли. Ты здесь, с нами». Она хочет объяснить им, что они ошибаются, она нашла способ добраться туда, где он, но потом они исчезают, а с ними и дождь, и она вновь на лугу.

Она возвращается к своей задаче: вытряхивает очередной чемодан, а за ним и тот, что лежит рядом.

Переходя к следующим, она оглядывается и замирает. Люди с палками вышли с подсолнухового поля и стоят на дороге. Они сбились в кучку, некоторые курят. Рейна сомневается, что они ее заметили, но все равно садится на корточки. Высокий мужчина что-то объясняет, его медленные и плавные жесты охватывают луг.

Скоро здесь тоже будут палки.

Сколько еще чемоданов! Ей стоило действовать быстрее, более упорядоченно. Но уже поздно.

Она делает круг раз, другой – и тут видит его. Квадратный, в стороне от остальных, в ямке под деревьями. Она не заметила его раньше, потому что он светло-коричневый и сливается с тенями и бликами, будто не упал с неба, будто здесь ему самое место.

Часть поисковой группы уже идет сюда. Рейна, пригнувшись, спешит к чемодану, падает перед ним на колени.

Это большой чемодан. Может, самый большой из всех. Но он целый. Его никто не тронул. Он не порван, не сломан.

Большая голубая стрекоза сидит на его застежке, не двигаясь. Рейна бережно смахивает насекомое в сторону. Оно взмывает в воздух.

Чемодан не закрыт на замок. Застежка легко расстегивается. Рейна поднимает крышку.

Сверху блестящая сложенная ткань. Ярко-красная в золотую крапинку. Это флаг страны, в которую он летал учиться музыке.

Она снимает прохладную, тонкую ткань – а вот и он.

Это он.

Там, где он и должен был быть все это время.

Он свернулся клубочком, засунул в уши наушники, держит в руке плеер. Его глаза закрыты, а на лице блуждает улыбка, будто ему снится приятный сон. Она различает слабый, едва уловимый гул струн – он нарастает и стихает. Эта медленная величественная музыка иной эпохи, иного народа, которая увела его так далеко от дома.

Ребенком он любил прятаться от нее в самых забавных местах. В шкафах. В ящиках. На дне корзины для белья. Он был маленьким для своего возраста и мог свернуться клубочком почти где угодно. Это была его любимая игра. Его приглушенный крик: «Мама, найди меня!» И он не вылезал, пока она не находила. Поэтому она знала, где искать его на этот раз, где он захочет оказаться, когда самолет падает с неба. Подумав о ней и рассудив, что нужно спрятаться, ведь она будет искать его, пока не найдет.

Он ждал ее, как и всегда, но в этот раз она так долго его искала, что он заснул.

Она осторожно тянется к нему и касается его плеча. Его глаза открываются, и, когда он узнает ее, на его лице расплывается знакомая кривоватая улыбка, какой он встречал ее по утрам. Затем его брови хмурятся в смятении, и она знает: он гадает, не снится ли ему это все.

Она берет его за руку, чтобы помочь, пока он неловко выбирается из этого тесного пространства, и это даже смешно, ведь он теперь гораздо выше и сильнее ее. Он даже подрос, замечает она, пока его не было дома. Он оглядывается, не вполне уверенный, что происходит и где они, – вполне ожидаемо, но все еще улыбается. «Ты меня нашла». Она хочет поговорить с ним, услышать его голос, его смех, но у них еще будет время пообщаться позже, все время будет их,