Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах - Натали Смит

разбавленных красным следом реки. Изольда взбивала пыль, мощными прыжками покрывала расстояние до Смородины, яркой, будто свежая рана от когтя, с неровными краями. Ее обугленные берега выглядели коркой запекшейся крови, все живое сожжено огнем. В воздухе висел неизменный запах гари, серы, и разносился глухой ропот, будто из-под земли.

Вестник пробудившихся древних сил.

Здесь среди глубоких трещин иссушенной почвы едва ли можно было отыскать клочок зелени или достаточное пропитание для крупного хищника. Баюн-то выживал на воронах и случайных «настях». Придется ему найти новые угодья — его столб неподалеку от остатков каменного моста, где должен стеречь Горыныч.

Изба резко затормозила и почти вытряхнула нас в ночь — к реке она не пойдет.

Костяная нога в этот раз не ныла — усохла сразу после перехода сквозь завесу. Я затянула шнурки туже, чтобы не болталась, и со вздохом представила последствия. По возвращении домой сама буду как голодный змей.

Летные очки, запас мокрых тряпок — дышать, завязать морду коту, порадоваться, что Супчик спит…

— С вами! — раздался писк из кармана куртки. Когда только успел залезть?

Ступа, метла, полетели. Бальтазар следом по земле, не пожелал уменьшаться.

— Ягуся, в небе!

А там…

Несколько мелких Кощеевых горынычей улетали от существ побольше. В ночном небе, подсвеченном рекой, ярко полыхал огонь из пастей. Раздавалось шипение и возмущенные крики — постоянная тишина Нави нагло нарушена. Одного мелкого поджарили, и он пылающим метеором упал вниз, за ним спикировали истинные Горынычи.

— Растут не по дням, а по часам, — рыкнул кот. — И кто тут Белок, а кто Желток?

Едва вылупившиеся существа уже превосходили размерами родственников: если мелкие были с ослика, то эти — с лошадь. У них было по три головы и по одному хвосту, чешуя ярко переливалась зеленью, будто флуоресцентная, а морды точь-в-точь как у последнего Горыныча. Поправка: больше не последнего.

И они жрали.

Разрывали поджаренного и заглатывали, неторопливо, обстоятельно. Гибкие смертоносные твари. Белые острые зубы рвали мясо, маленькие злые глазки блестели золотом, они шипели друг на друга на одном теле, кусали за шеи идентичного брата-сестру, и при этом кто-то успевал есть. Бронированная чешуя, о которую чуть не сломал зубы и когти Бальтазар, была для них не прочнее бумаги, ядовитая кровь что вода.

— До чего милые дракончики, — с отвращением фыркнул кот.

Топот копыт добавил звуков и без того оживленной картине. Кощей на полыхающем Мороке — всадник преисподней.

— Их нужно убрать отсюда! — крикнул наш царь-колдун, останавливаясь под ступой. Золотая корона на его голове ловила красные сполохи и сама выглядела языками пламени.

— А как? За шкварник, за хвост? — спросил Бальтазар. — Руки оттяпают по колено.

Глухой ропот из-под земли нарастал, свечение Смородины усиливалось, горячие капли летели по сторонам, она будто наполнялась. Я чувствовала, что нас торопят, Навь ворочалась, пробуждаясь, стряхивала тяжелый сон.

— Эй, Сват Наум! Выброси этих двух в Лукоморье! — крикнул Кощей.

— Будет сделано, — ответил слуга, и Горынычи исчезли, на земле тлели остатки их трапезы.

Горло сжало спазмом — мы только что отправили смерть на пиршество в ничего не подозревающее спящее Лукоморье. Они будут жрать и расти до тех размеров, что их отец-мать. Голос Ялии эхом в голове: «Ты смерть и смерть в одном флаконе». Затошнило. Я, мертвая, провожаю мертвых и посеяла смерть, множа для себя работу.

— Ты чего сквернословишь? С виду такая приличная, — удивился Морок. Оказалось, что мои мысли о ситуации звучали не только у меня в голове.

— Поддерживаю! — Супчик из кармана перебрался мне в волосы. Осмысление потом, вина потом, вереница серых теней тоже потом.

— Извините, вымою рот с мылом. А последний где?

— Вон. — Кощей ткнул в сторону, на другой берег, где высохший густой лес скреб колючими верхушками небо.

— Разгони смрад и дым, — попросила я Кощея, и он развел руками, точно дирижер перед оркестром, невыносимо элегантно и в то же время резко.

Видимость улучшилась, повязки и очки долой. На другом берегу грозно раскрыл крылья третий. Мощные, кожистые, с тонкими костями. Три головы смотрели на нас в упор совершенно равнодушно. Он был крупнее тех двух, видимо лидер тройки, и застолбил место инстинктивно.

— Думаю, надо другое прозвище придумать, Яйка не подходит. — Усы Бальтазара угрожающе топорщились, и шерсть вдоль хребта встала дыбом.

— Твоя правда. Не могу сказать, что скучал по этому соседу. — Морок покачал головой, под шкурой пробежали красные искры.

— Так, а как строить Калинов мост? — Я приземлилась и встала рядом с конем. — Обычный, для переправы, уже строила для Насти, с помощью этого. — Полотенце с красной вышивкой, зажатое в кулаке, трепыхалось на легком горячем ветру.

Кощей неторопливо спешился, сунул руку за пазуху, вытащил белый, расшитый золотыми цветами платок.

— Подойдем ближе к остаткам моста. — Он пошел вперед, я за ним, выискивая в себе то неистовое желание для постройки, как в прошлый раз.

— Для Калинова моста нужно два живых мертвеца — мы, — платок и полотенце. Я знал, что оно у тебя есть.

— А остальное откуда знаешь?

— Недавно книгу прочитал.

Прочитал, как же, скорее она вцепилась в него и не отпускала, пока не дочитал. Ну хоть прок существенный.

— Комплект… — протянула я, глаза сушило жаром. Лава перекатывалась почти под ногами, воздух обжигал легкие. — Надо читать заклинание?

— Просто представь мост, возьми меня за руку.

Мы переплели пальцы, а между ними были зажаты платок и полотенце. Закрыла глаза, мысленно возводя мост, и, когда ткань высвободилась из капкана рук, будто ее выдернули, снова открыла.

Полотенце и платок свились в жгут и стали удлиняться. Ткань разрасталась быстрее, чем я осознавала, жгут тянулся ввысь и изгибался — вот он уже над рекой, вот дальше…

Ткань, словно бобовый стебель из совсем другой сказки, протянулась над лавой и уперлась концами в берега, сливаясь с остатками предыдущего моста. Потемнела, расширилась так, что машина могла проехать, приобрела толщину и рельеф каменных блоков.

Застыла.

Белый мост без перил сиял в свете огня и переливался багровыми волнами, принимая на себя цвет реки. Горыныч на том берегу ступил на мост и пронзительно засвистел, зашипел…

Земля дрогнула снова, ощутимо сильнее. Я покачнулась и вцепилась в руку Кощея, а он стоял не шелохнувшись, глаза закатились, загадочная улыбка растянула его губы.

— Мать моя великая