Чайная буря - Хафса Файзал

Той ночью Пенн нашел ее в ванной, глазеющей на собственную горничную в купели, полной крови.

Его реакция напугала Арти. Лицо Пенна исказилось от боли, и Арти приготовилась получить выговор, но он притянул ее к себе и обнял, окружив стеной уюта и безопасности. Все будет хорошо, сказал Пенн. Я тебе помогу.

Ей всего лишь нужно ему довериться.

Спустя несколько месяцев голод вернулся, и Пенна не оказалось рядом, чтобы остановить Арти. Она шатаясь вошла в кухню, вцепилась в дверной косяк, вонзив когти в древесину. Сбежали все, кроме маленькой дочки кухарки. Арти загнала ее в угол. Для нее не имело значения, кто эта девочка, – главное, что она дышит, что по ее жилам бежит кровь, которая с приближением Арти побежала еще быстрее.

– Пожалуйста, – молила девочка. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Арти провела несколько часов трясясь под дверью кухни. Кухарка кричала. Пенн не пришел. Прислуга начала шептаться – Арти больше не могла этого выносить.

Она сбежала.

Несколько дней Арти блуждала по задворкам улиц Белого Рева. Ей встречались другие вампиры, обольщавшие своих жертв, чтобы обнажили для них свои шеи – чтобы вкусить крови для удовольствия. Арти сомневалась, что сумеет проявить ту же выдержку, поэтому голодала. Она поклялась себе, что никогда больше не возьмет в рот и капли человеческой крови. Она держалась за человечность, которую помнила, за остатки того, чего ее лишили.

Иногда по ночам она кричала во тьму, пока силы не покидали тело. Находила иные способы занимать себя, открывала себя другим чувствам. Мир лишился красок, и жизнь превратилась в проклятие.

Так было, пока ей не встретился мальчик с кокосом.

48

Арти

Лаит опустился перед Арти на колени, но она покачала головой. Арти мучилась от воздержания, от самоограничения с тех самых пор, как допила тот последний стакан кокосового сока.

– Я опасна, – сказала она, уже чувствуя, как уступает сама себе. Терять было нечего.

– Как и я, – промурлыкал он, и при бархатном звуке его голоса клыки Арти удлинились впервые за долгие годы.

Это совсем не одно и то же. Возможно, начав, она не сумеет остановиться. Не сможет остановиться, пока не разорвет его на куски. Лаит приблизился к ней вплотную, и Арти потянулась ему навстречу, прежде чем успела одуматься – здравый смысл затмило нечто кровожадное, изголодавшееся, выползшее на свет.

Она опустила голову ему на плечо, испытывая муки. От тепла его кожи ее пробрала дрожь. Он задышал чаще, провел рукой по изгибу плеча Арти.

– Уходи, – прошептала она. – Пока… пока не…

– Нет, – шепнул ей Лаит. – Делай со мной что хочешь.

Он склонил голову набок, открывая шею. Зачем, мысленно вопрошала Арти. Чего он хотел от нее в ответ? От насыщенного, завораживающего запаха крови ноздри Арти раздулись. Она повернула лицо – жар его тела пульсировал на ее коже, манил. Взывал. Лаит отстранился, молниеносным движением стянул через голову рубашку и отбросил в сторону. Арти разжала кулаки и дотронулась до его обнаженной груди.

У Лаита перехватило дух, но он задышал снова. Арти показалось, что он произнес ее имя. Она и забыла, каково это – ощущать тепло. Его кожа обжигала ее ладони, мускулы сокращались от прикосновений. Лаит наблюдал за тем, как она исследует его тело. Арти хотелось поговорить. Рассказать ему, что она еще никогда так не трогала парня.

Его тихий смешок пронзил ее насквозь.

– Когда я впервые увидел тебя с твоими лиловыми волосами и хищной улыбкой, я поклялся себе, что ты станешь не больше чем средством для достижения цели. Когда мы впервые встретились у тебя в кабинете, я понял, что сдержать эту клятву будет не так-то просто.

– А потом? – спросила Арти.

Лаит провел рукой по затылку, в его глазах отразилось нечто наподобие муки. Хотелось бы Арти знать, в чем причина. Хотелось бы знать, что не дает ему расслабиться. Хотелось бы и самой мыслить трезво.

– А потом ты при помощи своего острого языка поставила меня на место примерно сто тысяч раз, и я понял, что встречал бесчисленное количество мужчин и женщин, но ни разу не встречал собственное отражение.

Так вот кто она для него? У них было столько различий, но общего – еще больше.

Арти пошла дальше.

– А теперь?

Лаит провел костяшками по ее щеке.

– А теперь я нашел родственную душу, в чьем сердце пылает та же боль. Я больше не знаю, чего хочу.

Родственную душу.

Арти провела носом по его ровной коже, запустила пальцы ему в волосы. Его пульс неистово гремел под кожей. Она приоткрыла рот и прижалась губами к выгнутой шее.

– Арти. – В голосе Лаита слышался тот же голод, что терзал и ее.

Интересно, каково было бы поцеловать его, подумала она. Завладеть им. Впиться в этого загадочного парня из далеких краев.

Ее мысли метнулись к горничной в ванне. К девочке в кухне. К беглецам в лодке.

– Я…

Свирепая. Дикая. Жуткая.

– Голодная, – шепнул он ей.

Арти вонзила клыки ему в шею – два клинка разорвали кожу. В рот хлынула горячая кровь – металлическая и сладкая, песня на ее языке – и заструилась вниз по горлу, отогревая изнутри вечную ледяную бездну.

Арти изменилась. Она контролировала себя. Она больше не была оголодавшей, ничего не понимающей девочкой.

Лаит с хриплым вздохом прильнул к ней, одна рука исчезла в ее шевелюре, вторая скользнула вниз вдоль изгибов ее тела и вцепилась в бедро. Арти ахнула от такой горячности и подалась ему навстречу, чтобы удовлетворить это неотступное вожделение.

– Не надо, – взмолился он. – Не останавливайся.

Арти не остановилась. Они поднялись на ноги, сплетенные, словно в пьяном танце. Низкий стон Лаита пробрал Арти до костей, когда она втянула клыки и отдалась новому желанию. Желанию, которое испытывала впервые. Она поцеловала его в изгиб шеи и собрала языком капельки крови.

Арти не осознавала, как была измождена, пока силы не вернулись к ней в полном объеме. В жилах горел огонь, переполняя тело так, что хотелось лопнуть, уступить дорогу иной нужде, охватившей ее, иной разновидности голода.

Руки Лаита скользили по ее телу, по ребрам, по талии, выше, ниже, везде.

И там.

Пистолет.

Арти утолила голод. Разум больше не затмевало желание насытиться, и внезапно все внутри у нее оборвалось – кусочки мозаики встали на место. То, как замысловатая филигрань на рукояти Калибура всегда напоминала ей о Лаите.