Сансара 2 - Евгений Кострица

Инь опустилась на колени. Язык обвил лингам, мягко сжимая, и руки сатира вцепились в волосы, притягивая ее к животу. Присоски всасывали и отпускали ствол бегущей волной, заставив Юлима по-щенячьи скулить. Он не мог остановиться, даже почти уверенный, что кончит, как Пухл. А когда, наконец, это случилось, Инь поднялась и поцеловала взасос, вернув то, что взяла.

Зрачки Юлима изумленно расширились, когда понял, что заставили его проглотить. Видимо, для него это был шок, но лингам вновь затвердел, и тело сирены отозвалось тем же жаром. Инь наслаждалась экстазом юнца, смотревшие, как на божество, которое боготворил и смертельно боялся. А она чувствовала, как разливается в груди непривычное и восхитительное ощущение власти, которое можно получить, лишь ломая других.

Когда последние дрожащие судорогой вздохи сорвались с губ, Инь еще несколько мгновений держала Юлима, ощущая, как расслабляется под ней юное тело. Влажные пряди волос прилипли к его вспотевшему лбу, рот полуоткрыт, а глаза расширены в безмолвном благоговении, которое никуда не ушло. Сатир выглядел опустошенным и потрясенным, а главное – теперь принадлежал только ей. Она словно поставила метку, пожизненно его заклеймив.

Будто проверяя это, Инь скользнула пальцами по его лицу, слегка коснувшись острого уха, затем провела кончиком ногтя по линии от челюсти до горла. Это не был ласковый жест, скорее – прикосновение владельца к своей уже вещи. Она ничего не сказала, лишь медленно поднялась, подарив короткий, оценивающий взгляд, где смешались темная удовлетворенность и расчетливое ожидание выгод, которые принесет этот юный самец. В ее глазах нет тепла, лишь холодная констатация факта – он под ее каблуком.

Юлим вздрогнул, словно пробуждаясь от транса, и в его глазах, уже лишенных прежнего страха, появилась покорность с энергичным желанием ее доказать. Сатир резко вдохнул, поднялся на колени и стукнул кулаком в грудь, демонстрируя так окрепшую мужественность и воинский дух. В воздухе витал густой, сладковатый запах их близости, которую приняли и почувствовали здесь уже все.

Чуть позже сатиры разорили гнездо троглодитов, что преграждали им путь, и Юлим поразил всех, став героем этого дня. Еще никогда товарищи не видели в нем столько пыла, и все понимали причину: красные следы от присосок на груди и шее были четко видны.

Безобразные твари шипели, угрожающе махали дубинками, а юнец, обычно стоявший в задних рядах, вдруг вырвался в первый. Его глаза были еще слегка затуманены, но сражался он с доселе невиданной яростью, повергая врагов одного за другим. Страсть, которую Инь разожгла, вылилась в свирепый напор, который соратникам оставалось лишь поддержать.

После боя Юлим, тяжело дыша, встал и вытер со лба пот среди удивленных такой прытью сатиров. Окружив, героя хлопали по спине и восторженно блеяли, отдав должное его силе и храбрости. Но полный благоговения взгляд был устремлен только к Инь, которой юнец посвятил этот подвиг.

Все обернулись к сирене, и в глазах она словно увидела свое отражение – новое «я». Уже не Инь, а темную Сири, чья змеиная улыбка обещала им еще больше. Подобно мотылькам, которые летят на огонь, они придут к ней, чтобы сгореть в пламени страсти. Она сломает их одного за другим, поднимая воинский дух и лингамы.

Быстро выяснилось, что в этом ей не было равных. Сирена бафала, как божество, вдохновляя на ратные подвиги всю рогатую банду. Не просто пробуждала в них силу, а творила нечто сродни ведьминой магии, трансформируя возбуждение в исступление и ярость берсерков.

Этот духоподъемный навык все оценили, что оставило без работы Иву и Вилку, которые в этом не так хороши, хоть и старались. Их, конечно, бесило, но конкурировать с Инь они не могли. Уровень знаний и навыков, полученных в заведении Мири, на порядок был выше. Там жрицы любви обучали искусству, выходившему за рамки плотских утех. А случку, как до нее было здесь, нельзя назвать сексом.

Для сирены же это симфония – движения, взгляды и шепот сплетались в мелодию страсти, а ее тело – алтарь, где она и любовник возносили себя богам наслаждения. И незримые руки жадно принимали их жертву. Инь знала, как одним лишь касанием вызвать дрожь предвкушения. Чувствовала, как ее пальцы раздувают огонь в чреслах сатиров, как дыхание опаляет их кожу, а взгляд, глубокий и зовущий, заставляет забыть обо всем. И в этот момент сама растворялась в их страсти.

Нельзя сказать, что девушки клана были совсем безнадежны, но техника их подводила. И не хватало главного – умения зажечь и управлять этим сладостным пламенем, сгорая в нем вместе с партнером, чтобы воскреснуть как феникс.

К примеру, Вилка, с ее широкими плечами и мужской силой, пыталась компенсировать утонченность напором. Подход был прямолинейным, как удар твердым копытом: она сжимала в медвежьих объятиях, и ласки переходили в борьбу. Сдавленная бедрами жертва хрипела, внимая страстному шепоту, который звучал, как угроза. Полузадушенный и нередко травмированный самец выходил на бой с желанием вернуть утраченное в сексе достоинство. Пусть слабый, но эффект все же был.

Ива, напротив, казалась слишком мягкой и робкой, выглядя куколкой, которую невольно можно сломать. Ее прикосновения были неуверенными и боязливыми, словно опасалась сделать что-то не так. Она могла часами гладить по шерсти, напевая тихо и нежно, но вызывала жалость, а не желание, не зажигая нужной для боя искры. Эти ласки лишь расслабляли самца, который нередко засыпал прямо на ней, что доводило бедняжку до слез. Чтобы утешить ее, сатир храбро сражался, показывая, что всё было не зря.

Неудивительно, что ушли к той, чьи движения были точными и выверенными, как прыжки фигуристки на льду. Инь начинала с легкого касания чувствительных точек сатиров – кончиков заостренных ушей, основанья рогов и хвоста. От таких прикосновений самец сучил копытами и мелко дрожал, а вертикальные козьи зрачки расширялись до радужной сферы.

И только потом сирена переходила к лингаму. Ее шепот вплетался в их стоны, а тело дарило наслаждение, которое сатир принимал уже как наркотик, не в силах без него обойтись. Инь доводила до грани мерным движением таза и останавливалась, обещая продолжить, как только бросят под ножки вражеский скальп.

После такого аванса недруг был обречен. Рассвирепевший сатир сметал с пути всех, чтобы как можно быстрее вернуться к ней за наградой. А получив желанное, млел глупой улыбкой и ждал нового боя, как повод вернуться. Это работало лучше всего.

Под чары не попали лишь трое из стада – Пухлик, Клаукс и Грит. Регенерация первого слегка затянулась,