Сансара 2 - Евгений Кострица

пика, когда страсть должна была бы смягчать, в глазах появлялся отстраненный блеск, будто сирена наблюдала за чужими реакциями как бы извне, с холодной любознательностью хищника или ученого.

Это увлечение, расчетливый и ледяной садизм, не выглядел кричащим или жестоким. Он был тихим, вкрадчивым, прятался в едва заметной улыбке, в чуть более долгом прикосновении там, где вызывало не только возбуждение, но и легкий, неуловимый почти дискомфорт. Завуалированный в неспешной нежности ласки, он был элементом контроля, словно растягивая нервную чувствительность жертвы, не позволяя ни вырваться, ни привыкнуть к ощущениям экстаза и боли.

Сатиры, существа инстинктивные и остро чувствующие, ощутили эту перемену нутром. В том, что раньше сводило с ума, появилась тонкая, тревожная нотка чего-то острого и очень опасного. Их возбуждение во время близости омрачалось ощущением, что они теряют контроль не только над собой, но и над ситуацией в целом, словно ими управляет нечто более древнее и безжалостное, чем просто сирена. Жертвы чувствовали, что ей нужно не только их тело, а они целиком. Инь проникала глубже, в самые уязвимые точки психики, находя темное удовольствие в тонкой грани между наслаждением и болью, когда одно переходит в другое.

Жертвы Инь даже жаловались на нее Иве и Вилке, но ни один не смог отказаться от тех будоражащих ласк. Подсев на сирену, слезть было нельзя, и день в подземелье походил на другой: секс, бой, еда, сон, снова секс. Так пролетали недели, а возможно, и месяцы. Инь давно сбилась со счета, спуск казался ей бесконечным. Монстры с глубиной становились всё злее, и не факт, что у шахты вообще есть хоть какое-то дно.

21

Настал день, когда отряд уперся в стену, которая полностью перекрыла проход, подобно древнему стражу. Отполированная веками поверхность, высеченная из темного обсидиана, упиралась в своды и отражала свет факелов, создавая иллюзию зеркала. Массивные плиты основания, покрытые трещинами и мхом, исключали возможность подкопа.

К счастью, в центре стены были ворота, с выгравированной сценой битвы наг и подземных чудовищ. Створки, украшенные чешуйчатым орнаментом, напоминали гигантские змеиные кольца, а в центре каждой красовалась голова с клыками, служившими ручкой.

– Это Гнездовье. Здесь живут наги Минервы, – объявил Грит и многозначительно посмотрел на Инь, словно зная о ее близости с Мейсой. – Первое разумное племя после Грибницы. Надеюсь, они нас пропустят.

– А если нет? – подал голос Пухл. Жизнь научила его быть осторожным. Регенерация почти завершилась, и новым лингамом он был заслуженно горд. А вот сирену всё так же боялся.

– Куда они денутся, у нас же кумрато, – хмыкнув, заверил его минотавр.

– Вы что, хотите меня им оставить? – забеспокоилась Инь, отступая за Клаукса.

Слова Грита звучали как приговор. Ее снова собирались использовать, как вещь, как посылку. От этой мысли застучало в висках. Неужели родное теперь уже стадо отдаст ее нагам?

Конечно, в последнее время она обходилась с ним не так нежно, как раньше. Но ведь никто не роптал! По крайней мере, при ней. Им даже нравилось, а к небольшой боли привыкли. Наги вряд ли будут так терпеливы. Зато, наконец, здесь разгрузят.

Часть души радовалась этому освобождению, но другая сжалась от ужаса при мысли, что икру могут попросту съесть. Пальцы Инь беспокойно легли на живот, где шевелились сотни крошечных жизней, умолявшие ее о защите. Разве «мама» их может предать?

А если не сожрут, но кого-то раздавят?

Эта мысль пронзила сердце, как холодной иглой, наполняя тревогой. Под мягким контролем внутри с ней справиться трудно. Сирена представила, как неуклюжие руки горстями вынимают икру, и оболочки лопаются, как пузырьки, с отчаянным и беспомощным писком.

– Не бойся, милая. Они заберут то, что приносит лишь беспокойство, – успокоил Клаукс, погладив ее заметно округлившийся в последний месяц животик.

Инь действительно испытывала апатию, слабость и вялость, но старик, скорее всего, говорил о себе. Она и правда, всех немного загнала. Икринки росли, предпочитая особую пищу. Ее требовалось всё больше и больше, но сатиров нельзя «доить» бесконечно. Минотавр не давался, Пухла только предстояло еще приручить, и возможности стада были уже на исходе.

– Сыграй им! – поморщившись, приказал Грит. Его будто тошнило от телячьих нежностей Клаукса. Возможно, потому, что сам еще стойко держался. – Говорить будешь ты. И лучше бы, как всегда, непонятно.

– На всё воля Черного Слизня… – согласился тот, доставая свирель, которую ценил больше жизни.

Инь нравилась его техника и манера игры. Поразительно, насколько музыкален мог быть такой простой инструмент в руках настоящего мастера. А исполнение было всегда безупречным.

Кратко помолившись, Клаукс начал играть. Пальцы ловко перебирали аккуратные дырки, извлекая мелодию, будто озаренную мягким солнечным светом. Ее переливы, многократно отражаясь от сводов и стен, наполняли душу гармонией пасторальной идиллии, где шелест листвы сплетался с журчанием прозрачного лесного ручья. Казалось, воздух звенит песнями птиц в густой кроне, а на ветвях, внимая чистым звукам свирели, с мечтательными улыбками качались дриады. Мысли унеслись в безбрежную даль в мирном созерцании сущего.

Поддавшись очарованию, Инь расслабилась и нежно гладила уже круглый животик, растворяясь в чувственной и прекрасной мелодии, что отзывалась даже в икринках. Они словно с тем же трепетом и вниманием слушали, наслаждаясь виртуозной игрой музыканта. Его эмоции, страсть, вдохновение, игнорируя разум, шли сразу в душу.

Когда растаяла последняя нота, прогремел чей-то голос:

– Кто ты, рогатый? Уж не демон ли час-сом?

– Мое имя Клаукс, я скромный хранитель тотема из «Семи Стражей Глаза».

– Не с-слышал таких.

– Царствие наше за морями и дальними странами, куда пешком не дойти, на корабле не доплыть. Мы служим семье Винторогого, пред которым простираемся в глубочайшем почтении. Пред вами его единственный сын – высокорожденный Кайзара Грит фон Асфалларас. С ним Ива, Вилка, Змей, Пухл, Оах и Юлим.

– И еще человек!

– Не просто человек. Мы привели вам кумрато – светлоликую Н-ножны.

Инь поклонилась и грациозно присела, изобразив реверанс. Пусть думают, что рабыня послушна. Но это стадо доит она!

– Кумрато? – недоверчиво переспросил голос. – Нам ничего не с-сказали. Вроде бы с-сейчас не с-сезон.

– Хорошо, – пожал Клаукс плечами, делая вид, что ему всё равно. – Это сокровище уже контрабанда. Инсектоиды с удовольствием купят ее.

– Ждите!

За стеной послышался топот. Видимо, побежали за старшим.

– Вот скользкие гады! – зло пробормотал Пухл. – Товар первой свежести, кормили на совесть, чего им не так? Хвостатым нельзя доверять.

– А кумрато можно, если вас так сосет? – зло вставила Вилка. – Вы подо мной не орали так, как под ней.

– Нашим мальчикам нравится. – вздохнув, горестно добавила Ива. – Главное, чтобы