Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– С вами, – не задумываясь отвечает Этьен.

Он подходит к краю крыши и ступает на крыло самолета. Аэроплан накреняется, и Этьен замирает, широко расставив руки. Точно так же он стоял на раскачивающемся столе в кабаре «Лошадка». Как только Этьен об этом вспоминает, он понимает, почему и зачем он здесь. Губы его растягиваются в улыбке, и он уверенно шагает к кабине, не обращая внимания на разверзшуюся под ногами пропасть. Мыши помогают ему забраться внутрь и ободряюще хлопают по спине мягкими лапками, словно они тоже все поняли.

В кабине самолета так тесно, что Этьен не может пошевелиться. Мыши прижимаются к нему, их длинные усы щекочут ему шею. Странно, но мыши приятно пахнут: корицей, жасмином и чем-то еще. От этого сладковатого запаха внутри Этьена все сжимается, словно кто-то затянул там тугой узел. Он боится выдохнуть, чтобы его не упустить.

– Вперед и вверх! Вверх и вниз! – кричит кто-то из мышей, и самолет взмывает в звездное небо. Это и впрямь похоже на прыжок, биплан будто падает в клокочущую бездну неба. Звезды в панике разбегаются прочь. Чувство полета обрушивается на Этьена, и ему хочется смеяться от радости и восторга. Хохотать во все горло.

– А у тебя какой номер? – спрашивает ближайшая мышь, ее влажный нос касается щеки Этьена.

– Фокусы, – отвечает он. – Слова из шляпы. Жонглирование словами и прочие трюки.

– О! О! – Мыши понимающе кивают. Это до того забавно, что Этьен не выдерживает. Внутри него словно лопается воздушный шар, аппендикс, полный смешинок, и все они рвутся наружу. Этьен радостно смеется. Одна из мышей зажимает ему рот мягкой и теплой лапкой, но смех не удержать.

Смех все еще рвался наружу, как свободолюбивая птица из клетки. Этьен сглотнул, заставляя себя успокоиться. Какого черта? Он лежал в постели, голый, на скомканной, пахнущей мылом простыне. А мыши, чердаки, самолеты… Это был сон? Никогда прежде Этьен не видел снов столь ярких и насыщенных образами и деталями. Но, как и все сны, этот быстро таял, оставляя после себя странное и неуловимое чувство – что-то среднее между радостью и страхом. Этьен запоздало прыснул, хотя уже и не помнил, что именно его развеселило.

– Тише, тише, мой хороший. – Сесиль положила ему на губы ладошку. – Тише. Ты же всех соседей перепугаешь.

Этьен повернулся на голос и кончиком носа задел нос девушки. Она хихикнула и поцеловала его в губы. Вот тогда-то Этьен вспомнил, где же он находится: в квартире своего друга, в постели своего друга, с женщиной своего друга. С женщиной, с которой – Этьен почувствовал одновременно и восторг, и давящее чувство стыда – он расстался с девственностью.

Широко раскрытые глаза Сесиль блестели близко-близко, до сего дня так близко Этьен видел лишь глаза матери. Но, в отличие от тех случаев, когда мать склонялась поцеловать его перед сном, сейчас Этьену не хотелось отстраниться. Зрачки Сесиль были огромными, словно она закапала в глаза белладонну. И они светились такой искренней и чистой радостью, что у Этьена защемило сердце.

Кусочки мозаики, на которую он никогда прежде не обращал внимания, сложились вместе и засверкали, как бриллиант чистейшей воды. Она любит его, любит безумно и уже давно – с того самого дня, как Вильгельм Винкерс их познакомил. А что самое удивительное – столь же сильно он любит ее, быть может, с того же самого дня. Это потрясающее открытие обрушилось на него, как паровой молот, ломая прежнего Этьена Арти.

Оказывается, вовсе не поддержки друга он искал, когда, подавленный и разбитый, поднимался в эту квартиру. Вильгельм Винкерс бы ему не помог; он стал бы лечить его раны улыбками и алкоголем и в лучшем случае смог бы их только спрятать. А Сесиль… Она, как ангел, взяла его на руки и вознесла из бездны прямо на небеса – никто другой с этим бы не справился. То, что все это случилось с Этьеном в один день, казалось странным, но вполне закономерным событием.

– Ты смеялся во сне, – промурлыкала Сесиль. – Что тебе снилось?

Она прижалась к нему всем телом – горячим, мягким, мокрым от пота. Так крепко, словно хотела просочиться сквозь него. В комнате и в постели было нестерпимо жарко. Влажное покрывало облепило их тела, как погребальный саван.

– Приснилось? – Он обнял девушку за плечи, чтобы помочь ей в ее важном деле. – Я не помню… Самолет, какие-то мыши…

Сесиль чуть отстранилась.

– А разве не я? – шутливо спросила она и добавила уже серьезно: – Я не хочу с тобой расставаться. Даже во сне.

– Как долго я спал?

– Час? Полчаса? Я не следила за временем.

– Час?! Но ведь Вильгельм скоро… – Он дернулся, однако Сесиль не собиралась его отпускать. Да он и сам не хотел, чтобы она его отпускала.

– Тише, не волнуйся, у нас еще есть немного времени, – сказала девушка шепотом.

Повернув голову, Этьен оглядел скомканную одежду – свою и ее, вперемешку разбросанную по комнате. В первый раз они не смогли даже добраться до кровати, любили друг друга прямо на полу. Черный револьвер жирной запятой лежал поверх кружевных панталон, разодранных по шву.

А затем он увидел большую картину, стоящую на мольберте – последнюю, еще не законченную работу Вильгельма Винкерса. На картине в черных и серых тонах был изображен город с болезненно кривыми домами, узкая улица, по которой идет стадо огромных свиней, и где-то в отдалении, тонкими штрихами – раскинувшийся цирковой шатер. Картина ему не понравилась, она вызывала тревожное чувство, будто все это он уже где-то видел. Этьен отвернулся и опять задел носом Сесиль. Девушка хихикнула и, нагнувшись, лизнула его, как кошка.

– Я… Я вовсе не хотел засыпать, – краснея, сказал Этьен.

– Глупый ты мой, глупый. – Двумя руками Сесиль обняла его за шею, опуская голову к своей груди. – А чего же ты хотел?

– Я…

Ее запах, цветочный и пряный, жасмин и корица, просачивался в каждую пору его тела. Скоро она заполнит его собой без остатка. Он поцеловал светло-розовую ареолу. В ответ Сесиль обхватила его ногами, ерзая и щекотно прижимаясь низом живота к бедру. А потом им стало этого мало.

Глава 37

Стоя у высокого окна своей (номинально) квартиры, Ивонн Ванмеер затянулась сигаретой. Некоторое время подержала дым в легких, наслаждаясь тем, как тепло растекается по телу – не столько согревая, сколько расслабляя, – а затем выдохнула сквозь слегка приоткрытые губы. Петли табачного дыма заструились,