Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

– Ты не боишься, что тебя увидят? – спросил Киршоу, на локтях приподнимаясь на кровати. – В таком виде?

Если не считать сигаретного дыма, из всей одежды на Ивонн была лишь тоненькая цепочка вокруг шеи. И всякий проходящий по улице, подняв голову, мог во всей красе созерцать ее стройное, точеное тело. Ивонн знала, что красива, и намеренно, даже с вызовом, выставляла свою красоту напоказ, как в витрине. Всем назло и на радость старикашке, который подглядывал за ней в бинокль из окна дома напротив.

– Я нарушаю какой-то закон? – спросила Ивонн, не оборачиваясь и отлично зная, что нарушает. Закон об общественной морали, одним из поборников которого был, как это ни забавно, человек, лежащий в ее постели в спущенных кальсонах.

– Эхм… – выдохнул Киршоу. Их отношения еще не дошли до той стадии, когда он решился бы ей указывать, не боясь ее потерять. Ивонн снова затянулась сигаретой, чувствуя злорадство от этого крошечного, но превосходства.

– Так ты меня ревнуешь? – бросила она ему подсказку. Киршоу тут же за нее ухватился.

– Да, – сказал он, садясь на кровати. – Всякий настоящий мужчина ревнует свою женщину. Это естественно.

Ивонн стояла к нему спиной, и потому политик не заметил гримасу, перекосившую ее лицо. «Свою женщину» – она словно бы порезалась об эти слова. Но когда она повернулась, прячась за сигаретным дымом, на губах играла снисходительная улыбка.

– Лайонель! Ты такой милый…

Киршоу осклабился, да так, что у Ивонн мелькнула глупая мысль: не родственник ли он Президенту Республики? Его помятое лицо и шею покрывали красные пятна цвета разбавленного томатного сока. Похожие на засосы, они всегда появлялись у него после секса. Но не от поцелуев. Хотя Ивонн и позволяла политику целовать себя, сама она никогда не целовала его в ответ. Киршоу же был слишком глуп или слишком влюблен, чтобы это замечать. Видимо, происхождение пятен было связано с давлением или чем-то вроде того. Эта посткоитальная раскраска бесила Ивонн. Пятна были недвусмысленным напоминанием о том, о чем она старалась не думать больше положенного. И если в постели ей удавалось отключаться – закрывать глаза и принимать происходящее как данность, то потом смотреть на последствия было все равно что сыпать соль на рану. Впрочем, Ивонн никогда не позволяла этим чувствам вырваться наружу.

– Ну, хорошо. Так и быть…

Она сняла со спинки кресла шелковый халатик и накинула на плечи как плащ. Толку от этого одеяния не было никакого, Ивонн даже не стала его запахивать. Киршоу пожирал ее глазами, и, как заметила Ивонн, зрелище пробудило его аппетиты. И ей вдруг безумно, до одури, захотелось увидеть Хавьера. Захотелось почувствовать его грубые ладони на своей груди. Захотелось, чтобы он взял ее прямо сейчас, немедленно, чтобы поток яростной страсти смыл ту невидимую грязь, которая налипла к ней после общения с Киршоу. Подобное ведь лечится подобным?

Ивонн стало до тошноты грустно и одиноко. Ну какого черта она прогнала его? Пусть Хавьер совершил глупость, безумный и бессмысленный поступок, ставящий под удар и себя, и ее, что с того? Нужно было закрыть на это глаза, а не идти на поводу у эмоций. И ведь знала же, чем все обернется… Без него ей становилось плохо, не только на душе, но и физически. Она несколько раз через это проходила и вот опять наступила на те же грабли. Как хрупкий цветок, вянущий, если хотя бы день его не поливать, точно так же и Ивонн Ванмеер чахла без своего «чучела».

Киршоу продолжал пялиться на нее безо всякого смущения. Все мысли были написаны у него на лице. Вот только знать эти мысли Ивонн не хотела. К горлу подступил ком, и она затянулась сигаретой в надежде с ним справиться. Столбик пепла обломился и упал на ногу, серым снегом прилипнув к коже. Она не стала его стряхивать.

Хавьер… Ему она позволяла куда больше, чем политику и другим своим любовникам. Позволяла такие вещи, которые Киршоу, начисто лишенный даже зачатков фантазии, не мог себе вообразить. С Киршоу она просто допускала секс как некую неизбежную повинность, с Хавьером же она хотела этого. Он мог довести ее до оргазма, просто глядя на то, как она раздевается. И разве можно сравнить маслянистый блеск во взгляде Киршоу с лихорадочным сиянием в глазах Хавьера? Когда он был рядом, Ивонн его ненавидела за эту необъяснимую власть над ней, сопротивлялась изо всех сил, но ничего не могла с собой поделать. Угораздило ж дуру влюбиться…

– Иди же ко мне. – Киршоу протянул руки и по-идиотски выпятил губы.

Ивонн подняла сигарету, показывая, что еще не докурила.

– Ну ладно, – согласился политик. – Тогда я сделаю телефонный звонок… Я быстро!

Подтянув кальсоны, он прошел в соседнюю комнату. Ивонн услышала щелчок снятой телефонной трубки и следом – треск наборного диска. Она отвернулась к окну, вдавила недокуренную сигарету в пепельницу и тут же прикурила следующую. Какого черта? Казалось бы: что ей стоит послать политика куда подальше? Чтобы он никогда больше не дотрагивался до нее. Но беда заключалась в том, что Ивонн зависела от Киршоу, зависела от его денег и связей. Словно уравновешивая чашу весов, политик давал ей то, что Хавьер дать не мог. Именно благодаря Киршоу ее мать находилась в дорогой клинике, где получала должное лечение и уход, а не орала сутками напролет от мучительной боли, грызущей ее кости. Благодаря Киршоу Ивонн могла с ней разговаривать… Нет такой цены, которая была бы за это слишком высокой, и плевать она хотела на то, что сама мама думает по этому поводу.

С улицы донесся звон разбитого стекла, а следом какие-то крики. Ивонн прижалась ближе к окну, пытаясь разглядеть, что там происходит. Не увидела, но, похоже, на соседней улице случилась какая-то авария. Почтальон, крутивший внизу педали голубого велосипеда, как раз в этот момент поднял взгляд и увидел ее во всей красе. Зрелище возымело эффект: руль заплясал в руках, и бедолага рухнул на тротуар. Да так и остался лежать с вытаращенными глазами. Пришлось задержаться у окна, а в качестве компенсации за причиненный ущерб Ивонн позволила халатику упасть на пол. Рот почтальона распахнулся так широко, что туда вполне мог залететь воробей. Сосчитав до двадцати, Ивонн поправила прическу, послала бедолаге воздушный поцелуй и отошла от окна.

Политик еще не вернулся. Ивонн слышала, как он топчется в соседней комнате и громко пыхтит.

Она села на край кровати, зачем-то расправила простыню. Потянулась было