За Бессмертного замолвите слово - Акулина Окаянная

тебя ненавидит. Хотя и такое не верно. Скорее завидует по-чёрному. Ведь любовь твоей зазнобы освободила тебя. У меня этих девиц немерено, а толку? Я тебе вот что предложить хочу. Как насчет того, чтобы поступить как разумные люди? Я обменяю тебя на девицу. Как тебе моё предложение? — тот, кто играл роль князя Всеволода, задумчиво посмотрел в окно и добавил: — Плюс ко всему прочему я даже твоим друзьям с заклинанием мешать не буду. Ты не ошибёшься, решив, что весь город под моим полным контролем, — произнес он, чуть улыбнувшись в усы: — Ты уже понял, что меня тебе не одолеть?

Богдан промолчал, уж слишком был очевиден ответ.

— Согласен? В любом случае всё будет, по-моему, так что соглашайся покуда я добр.

— Согласен, — глухо ответил Богдан.

Князь встал, минуя его, прошёл к стене и открыл тайный проход, где лестница уводила вниз. Стоило им войти, проход плавно закрылся за их спинами. Спуск длился довольно долго. Иногда им приходилось преодолевать извилистые коридоры и большие комнаты и вновь выходить на лестницу, ведущую вниз. Наконец он привёл его в большую комнату с каменным постаментом в центре. Помимо этого, около стен было расставлено множество столов и лавок. Некоторые из них были завалены книгами, другие странными, неясного назначения инструментами.

«Он также, как и я, что-то ищет» — догадался Богдан.

— Обожди меня здесь, — произнес князь, а сам с места не сдвинулся.

Зато сделал нечто странное, наклонился, и принялся, скача на одной ноге стягивать красный сапог, приговаривая:

— Босым, босым ходить надобно.

Богдан нахмурился, а князь, скинув сапоги, оглянулся испуганно:

— Хто здезя? — он посмотрел в упор на Богдана. — Бедный, тебя он тоже поймал. Не сбежать от него и не скрыться.

Князь Всеволод дёргано оглянулся, вздрогнул, и кинулся под ближайший стол. Это уже был не тот человек, что встретил его в зале для пиров, и тот, кто говорил с ним минуту назад. Из-за вытеснения духа из тела его разум безвозвратно пострадал и уже не был нормальным.

За спиной скрипнула дверь. Богдан оглянулся и встретился с тем, кто реально всем заправлял и кто говорил за князя Всеволода ранее. Он был высок, почти на голову выше Богдана, бледен и худ. Для столь тщедушно тела, распущенные ярко-рыжие локоны волос поражали своей густотой, а глаза мерцали под стать изумрудам, словно природа влила в них всю насыщенность цвета. В тёмных одеждах, как и Богдан. Одновременно с его появлением сверху послышался глухой грохот.

— Слышишь, — рыжий указал перстом на потолок: — Твоя зазноба на волю уходит. Я с тобой поделюсь, что мне от тебя требуется, — произнёс он, подходя к постаменту: — Ты, верно, думал, что бессмертие — это твоё проклятье? На самом деле оно моё. И хоть ваша любовь сняла часть заклятия, но мы с тобой, друг мой, до сих пор связаны. Я хочу обменяться с тобой некоторыми частями тела. Это спутает и нарушит баланс и, возможно, сделает из нас не бессмертных.

После этих слов он чуть наклонил голову и сунул пальцы в свою глазницу, ухватился за упругое яблоко глаза и потянул наружу из предназначенного ему места в теле, словно это было не больно.

— Боль меня ничуть не тревожит. Понимаешь ли, Богдан, — продолжал попутно пояснять он. — В дополнение к моему бессмертию я испытываю непрекращающуюся боль и ненасытный голод.

Он вынул свой глаз, крепко зажимая его пальцами:

— Теперь твоя очередь, — произнес он, взглянув на Богдана оставшимся глазом. — Не волнуйся, ты не умрёшь. Давай, я тебе подсоблю. Ложись сюда, — он указал на постамент.

Повинуясь чужой воле, Богдан двинул туда, куда велел рыжий, и улёгся на каменную плиту. Он видел, как, стоя у изголовья, рыжий приближает пальцы к его лицу, но не мог даже помыслить о попытке увернуться. Не превозмочь. В отличие от тощего, Богдан испытал неимоверную боль и не смог сдержать крика. Последнее, что уловил Богдан непострадавшим глазом, как тощий колдун подносит к его лицу чужой глаз. А затем его поглотила темнота.

Больно. Ему было больно. Боль появлялась резко и огненным потоком разливалась по телу. Ощутив тело, он постарался увернуться, но спиной упёрся во что-то твёрдое. Мысли метались метались и путались от жуткого страха. Он приоткрыл зажмуренные от страха глаза и его взор успел выхватить женщину в странных меховых одеждах, замахивающуюся на него прутом.

— Как же ты меня достал! — прокричала она и опустила руку.

Тело обожгла боль.

— Когда же ты уже сдохнешь!

Ещё раз.

Богдан никак не мог вразуметь, где он находится и отчего эта злая женщина кажется ему чуть ли исполинских размеров. Затем осознал, что мог ощущать, видеть, но не был способен ничего изменить в происходящем. Он был в чьих-то воспоминаниях. Всё виденное им произошло ровно так, как произошло. И, судя по всему, они принадлежали рыжему колдуну…

Сквозь пелену слёз и красной поволоки боли Богдан пытался разглядеть для себя хоть что-то полезное, что раскрыло бы тайну происхождения рыжего. Но в жилище, больше похожим на пещеру его окружали странные люди, что равнодушно смотрели на его избиение.

Женщина запыхалась и перестала хлестать. Она зло швырнула прут ему в лицо, и тот больно оцарапал щеку. Она обратилась к одной из женщин, сидевших рядом, которая что-то растирала в каменной ступе:

— Никак этот гадёныщ не подыхает, — сокрушённо пожаловалась она. — Тут бы самим зиму пережить. После набега киритов. У нас совершенно не осталось запасов, выгребли всё до зёрнышка. Одна надежда на охотников. А Гал знай твердит: мы должны заботиться о соплеменниках раз у него родичи погибли. А мне к чему ещё один рот? У меня своих пятеро! Вот и приходится его от еды отгонять, чтобы не объедал.

— Гал — вожак! Мужчина. Дети — забота женщин, — казалось, мудро заметила другая и прищурив на подругу глаз произнесла: — А ты выкинь его прочь. За водою пошли. Ты его в кровь избила. Глядишь, какой зверь её и учует.

— Верно говоришь, — споро кивнула та, что избивала его минутой назад.

Она рванула к нему и ухватив за шкирку, оторвала от земли и потащила к выходу, словно мешок. Чувствуя себя куклой в руках этой женщины, Богдан невольно подумал:

«Сколько ему лет? Пять-шесть? Меньше?»

Он при всём желании не мог оказать какого-либо сопротивления, оставалось только трястись от страха перед неизбежностью своей участи. Женщина отшвырнула его подальше от входа в пещеру и подхватив камень запустила в него со словами: