Дом бурь - Йен Р. Маклауд

окосевшей, чтобы согласиться. Она наслаждалась их физической близостью – два одиночества во многом совпали, – и в больнице дела пошли на лад; фактически теперь заведение в большей степени принадлежало Мэрион, чем Ноллу, и преобразилось почти до неузнаваемости.

Более длительный отрезок пути до Тьюксбери занял у нее весь день. Мосты были похожи друг на друга, словно близнецы. Возовики плелись навстречу. Она тихонько запела, подсказывая двигателю лодки нужный ритм, а потом зажгла фонари на носу и корме. В сгущающихся сумерках, под мостом короля Иоанна и подле слияния с Эйвоном Северн становился необыкновенно широким, и воздух пах иначе. Это было самое дальнее место, куда добирался прилив, и чайки покачивались на волнах в пристани, пока она нащупывала путь шестом во тьме. Мэрион показалось, что в городе намечается праздник, и она успела размечтаться о шарманках и аттракционах на главной площади, однако вместо них увидела, как перед восхищенной толпой маршируют мужчины в мешковатой униформе. Некоторые держали топоры или метлы, собираясь ими вымести лондонских прихвостней и покончить с нежеланным вмешательством в дела Запада. Лишь немногие имели при себе ружья.

На следующий день она отчалила рано утром. День был серее, чем прежде, деревья – краснее. Как только Мэрион добралась до больших причалов Глостера, влияние моря сделалось несомненным. Корабли приплывали по этим каналам из далеких мест вроде Фулы, хотя ей-то с первого взгляда это место показалось расположенным глубоко внутри страны. Будучи береговушкой, она думала, что знает толк в воде и лодках, но приливы в Северне отличались капризным нравом и запаздывали. А вот речные жители вели себя достаточно дружелюбно, особенно заглядывая под кепку Мэрион, чтобы понять, мужчина или женщина спрашивает о работе.

Она работала на простых грузовых лодках. Выходила в рейсы на троу с железом и древесиной. Трудилась бок о бок со шлюзовиками и бурлаками из туннелей, с целыми семьями рабочих и сама по себе. Она стала – невзирая на время, проведенное в больнице, – речной девушкой. На пути от Глостера до Шарпнеса ее суденышко казалось крошечным по сравнению с почтовиками и дебаркадерами, и никто, кроме самой Мэрион, не мог следить за тем, чтобы ее случайно не раздавили. Затем берега расступились, открылся горизонт. Теперь надо было избегать отмелей и следовать за буйками. Тучи пролились коротким дождем, когда она проходила под самыми утесами Чепстоу и отметила, что замок стал выглядеть намного лучше. Пушки, причем современного образца – с излучающими дивотьму стволами, похожими на толстые ноздри огромного зверя, – теперь стерегли эти ворота, ведущие на Запад. Затем показался Севернский мост, который разросся до невероятных размеров по мере того, как прилив тащил ее вперед. По мосту беззаботно промчался скорый поезд, едущий в Уэльс, и Мэрион ощутила в ливне привкус его дыма. Затем в наступившей грохочущей тишине она заметила горгулий, которые ремонтировали мост, ползая по опорам, как гусеницы по цветной капусте.

Она промокла до нитки и дрожала от холода, резко поворачивая к Эйвонмуту, но вместе с тем была в восторге от того, что привела свою лодочку так далеко, полагаясь лишь на собственные навыки мореплавателя. Потом дождь прекратился, солнце выглянуло из-за плотных туч, и все причалы эстуария окутались дымкой испарений. Здесь, решила Мэрион, на самом деле встречаются река и море. В этом самом месте, где несамоходные плоскодонки-батти, приволоченные из Шрусбери, швартовались бок о бок с парусниками, обогнувшими мыс Доброй Надежды.

Когда Мэрион, покинув «Альфи», пришла из Бристоля в Эйвонмут пешком по берегу спрямляющего канала Эйвон-Кат, она первым делом изучила написанные мелом объявления о вакансиях для безгильдейцев, задешево. Тот, кто не отличался разборчивостью, мог отсюда отправиться к морю или вверх по реке. В глубине души она мечтала о путешествии на Блаженные острова. Но в конце концов мысль о том, чтобы отправиться вверх по течению вглубь страны, которую Мэрион толком не знала, оказалась привлекательнее. Учитывая все обстоятельства, с тех пор она редко сожалела о принятом решении. Не пожалела и сейчас, хотя задержалась на причале, откуда с ночным приливом отправлялась в Аравак «Девонская девица», нанимавшая матросов. Мэрион могла бы прибегнуть к старому трюку – нацепить шапку, и ее почти наверняка приняли бы за парня, – бросив прошлую жизнь и эту страну, истосковавшуюся по войне. Помедлив некоторое время, она зажгла фонари на своей лодочке и направила ее сквозь сумерки в самое сердце Бристоля.

Заплатив кругленькую сумму за стоянку, Мэрион отправилась бродить по мостам. Этот город всегда заставал ее врасплох. Оказалось, наступила не поздняя ночь, а самое начало многообещающего вечера, на улицах было очень многолюдно, и ее несло по Бореал-авеню, как ветку по реке, мотало вместе с прочей чернью от одного зазывалы к другому. Она прошла мимо замка, опутанного строительными лесами, и дальше, вверх по склону холма, застроенного домами средних и малых гильдий. На многих стенах висели плакаты о призыве в Западную армию, но в остальном мало что изменилось. Кроме «Альфи», разумеется. Мэрион остановилась у ворот и пощупала тяжелую цепь. Как и писала Дениз, заведение закрылось.

После Клиста и Инверкомба комнаты «Альфи» казались крошечными, а его правила – до невозможности узколобыми. К беременности относились как к болезни, и воздух был густо пропитан тоской по дому напополам с угрызениями совести. Мэрион предполагала, что они с другими девушками могли бы стать хорошими подругами, если бы не обстоятельства; они приходили, рожали детей во флигеле и уходили, не прощаясь. Немногочисленные поездки в город происходили в сопровождении строгих дуэний, как будто кто-то мог сбежать – но куда, скажите на милость? Этот вопрос начал мучить Мэрион по мере того, как приближалось ее время, и она стала недоверчиво относиться к вечернему чаю, а когда приноровилась поливать им аспидистру, с удовольствием обнаружила, что стала куда хуже спать и начала скрежетать зубами во время молитв. До той поры она придерживалась соглашения, заключенного с Элис Мейнелл, но в конце концов решила, что не сможет отказаться от ребенка.

Мэрион понятия не имела, чего ожидать от родов. Девочки рассказывали много историй, но не стоило к ним прислушиваться, и мама ничем не помогла, только плакала в тот единственный раз, когда приехала; да и Дениз тоже. Мэрион никогда еще не чувствовала себя такой одинокой и решительной: она спрятала сверток со старой одеждой, чтобы прикрыть нелепую униформу «Альфи» и завернуть ребенка, и следовала по пятам за мастером Паттисоном, внимательно прислушиваясь к заклинаниям, которые он бормотал у запертых дверей. Потом пришло ее время, и мысли о чем-либо, кроме того, чтобы