Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

начала ХХ века. Эти жалкие существа собирались в огромные толпы, чтобы поглазеть на спущенные на воду боевые корабли, радовались парадам и с восторгом устремляли свои взоры в небо, где парили военные самолеты. Рядом он привел фотографии пингвинов, которые, либо по чистой случайности, либо методом тщательного подбора соответствующих особей, позами и мимикой практически копировали поведение людей. В книге приведены списки акционеров оружейных фирм, в том числе епископ Херефордский, президент Совета свободной церкви, великое множество священнослужителей, художников, судей и представителей всяких благородных фамилий. Широко цитируются записи Хансарда о различных дебатах в Палате общин Великобритании (в дебатах о военно-морских оценках в начале 1914 года радикальный социалист Филип Сноуден, впоследствии ставший виконтом Сноуденом, был особенно откровенен), ясно показывающие, что характер опасности был отчетливо виден и публично заявлен. Просто это не ОЩУЩАЛОСЬ обществом. Между фактическим восприятием и восприятием, способным привести к эффективным действиям, существует небольшая разница, которая сосредоточена на этих страницах в наших интересах.

Почему же человечество тупо уставилось на оружие и ничего не сделало? И почему поколение, ставшее свидетелем мучительной и преждевременной гибели двадцати миллионов человеческих существ, по-прежнему ничего не делало, чтобы изменить ситуацию к лучшему? Притом что подготовка к следующей войне и ужасные потенциальные возможности той новой войны увеличивались и разворачивались прямо на глазах. Великая колыбель Вифлеемской стальной корпорации Америки раскрылась в 1929 году, после выступления против разоружения военно-морского флота на Женевской конференции двумя годами ранее. Дело касалось трех судостроительных фирм, на которые подал в суд некий мистер Ширер, утверждавший, что якобы отрабатывает чье-то задание. Но, похоже, и до этого конфликта интересов никому не было дела. Пингвины не стали что-либо предпринимать ни в отношении заинтересованных компаний, ни в отношении мистера Ширера. Никому не интересные человеческие единицы выразили свое негодование; на этом все. Так и на охотников за нефтью время от времени нет-нет да и крикнет какая-нибудь возмущенная птица. Получить подробный отчет и ссылки можно здесь: «Военно-морской флот: оборона и предзнаменование, К.А. Бирд, 1930, перепечатано в «Исторических документах», серия 4 270 112».

А ведь разгадка лежит на поверхности. В мире практически не существовало философского образования. Отсутствовала разумная критика обобщений и общих идей, равно как и наука о социальных процессах. Людей не учили замечать взаимосвязь вещей. По большей части люди даже не знали, что она вообще существует. Они просто воображали, что какая-то сторона жизни может измениться, а какая-то другая останется неизменной. Промышленники и финансисты создали чудовищное оружие и навязали его правительствам того времени, игнорируя последствия, которые сегодня очевидны даже идиоту. Большинство из этих пропагандистов вооружения были достойны восхищения в своей личной жизни: нежные любовники, отличные мужья, обожающие детей и животных, просто хорошие парни, неизменно вежливые с подчиненными и так далее. Например, сэр Бэзил Захарофф, величайший торговец оружием и боеприпасами, каким его можно увидеть на картине (ее авторство приписывают Уильяму Орпену), недавно обнаруженной в Париже. Захарофф в треуголке, с аккуратными усиками и бородкой, с лентой какого-то рыцарского ордена на шее; выглядит он довольно милым, хотя и слегка нелепым джентльменом невысокого роста. Среди духовенства, владеющего акциями, также встречалось немало очаровательных личностей. Но все они хотели получить свои дивиденды. И для того, чтобы их выплатить, в общественном сознании должны были сохраняться страх перед войной и осознание ее необходимости.

Наиболее удобно это было делать через прессу. В то время крупную газету можно было купить за сумму от пяти до десяти миллионов долларов. Прибыль от одного-единственного линкора значительно ее превосходила. Разумеется, в соответствии с лучшими деловыми традициями, газеты продавали себя военным покупателям. В самом деле, а что в этом плохого? В то время рассказывать новости было ремеслом, а не общественным долгом. Ежедневная газета, которая добросовестно освещала бы накапливающуюся опасность, столь же естественно и неизбежно обнаружила бы, что ее распространению препятствуют. Она обнаружила бы, что более обеспеченные конкуренты энергично ее превосходят. Скупив, благодаря своему богатству, самые привлекательные функции, те куда успешнее взаимодействуют со среднестатистическим читателем.

Не то чтобы владельцы газет и торговцы оружием хотели чьих-то страданий. Они лишь хотели продать оборудование и посмотреть, как оно будет использовано. У тех, кто выпускал газеты, не было желания калечить людей и разделывать трупы. Журналисты страстно желали высоких продаж своей продукции и рекламы. Между прочим, массовые убийства рассматривались, как побочная проблема законного бизнеса. Близорукость не являлась дьявольской, даже если приводила к дьявольским результатам.

А что же солдаты? Фредхайм в своем анализе солдатского разума изобразил того самого сэра Генри Уилсона, о котором мы уже упоминали. Выйдя на пенсию, тот, одетый в рубашку с короткими рукавами, скромненько копался у себя в саду. И тот же самый человек был изображен ухмыляющимся, во всей своей красе – при погонах, с блестящими пуговицами и прочими «финтифлюшками», в качестве руководителя военных операций. Удивительный скачок от провинциальной незначительности отставного клерка к поистине божественной важности! В мирное время, судя по его собственным дневникам, Уилсон представлял собой ничтожного самоуверенного зануду. В условиях войны он вышел за пределы любой критики и стал богом. Сразу начинаешь понимать, насколько жизненно важными для человека могут стать работа и продвижение по службе. Насколько мы можем судить, он не желал смертей РАДИ смертей. Напившись крови, он, вероятно, тяжело заболел бы. И все же его жизнь подпитывалась из резервуаров с кровью.

Профессиональные солдаты старались думать о кровопролитии как можно меньше. Нелепо утверждать, будто они хотели проливать кровь; и уж тем более, что злорадствовали по этому поводу. Возможно, людям жилось бы легче, если бы они чаще об этом думали. За века у них сформировалась сентиментальная преданность своей стране, торжественное ощущение большой личностной ценности и оргиастическое наслаждение битвой. Они не видели и не желали видеть, что лежит за пределами их занятий, а религиозные наставники уверяли своих учеников, что те все делают правильно.

Дряхлые христианские Церкви того времени действительно имели исключительно прямую заинтересованность в войне. Заметная тенденция игнорировать и высмеивать существующие религиозные обряды становилась все более очевидной, но под давлением потерь и ужасных смертей люди снова обратились к алтарю. Это легко прослеживается в художественной литературе того времени. Ранее презираемый священник вдруг снова стал неявно героическим «падре» сентиментальных военных историй.

Основная проблема, с которой столкнулось постепенно растущее меньшинство, осознавшее опасности и возможности нашего вида в третьем и четвертом десятилетиях ХХ века, сводилась к следующему: как сосредоточить людские умы на состоянии ошарашенности, как подвести их к грубым реалиям и организовать гигантские усилия, чтобы стряхнуть с себя и лихорадку войны, и обнищание, связанное с мировым социальным распадом.

Не существовало никакого центрального противника, никакого правящего дьявола, с которым могли бы сражаться эти беспокойные духом люди, что сделало бы саму кампанию прямой и понятной. Между тем, пресса с определенным привкусом благочестивых намерений выступала в некотором роде против. Старые социальные и политические традиции, какие бы позы они ни принимали, также выражали несогласие. История же все это преодолевала; войны велись с тех самых пор, как появилась письменность. Не только тогдашний епископ Херефорда и тогдашний президент Совета свободной церкви были уличены в получении дивидендов с продажи оружия. Сами Церкви, и Католическая церковь, да и вообще все христианские Церкви, несмотря на их верность Князю Мира, преспокойно конкурировали или противостояли светскому мировому контролю, а ведь только он мог сделать возможным здоровый мир во всем мире. Признание неспособности взять на себя руководство стало бы необходимой прелюдией к новым моральным усилиям.

Нельзя сказать, что мысль о естественности и неизбежности войны поразила абсолютно все умы, но вокруг немногих дальновидных собралось слишком много тех, у кого отравленное самосознание бурлило в крови и накрепко укоренилось в привычках. Выискивался способ напасть не на саму крепость, а на постоянно восстанавливающиеся джунгли смешанных мотивов, запутанных интересов и перекрестных целей, как внутри себя, так и снаружи.

Глава 10

Версаль: посевная площадка для бедствий

Формально «Мировая война» закончилась 11 ноября 1918 года поражением и подчинением