Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

не заметив, что начал рассуждать вслух. — Незнакомец… он отдал копилку незнакомцу… как последний шанс, так? Значит, это с огромной вероятностью мог бы оказаться человек, не знающий о Дубинине ничего. Ни пристрастий, ни любимых напитков, ни даже даты рождения… А если бы это был шофёр? Или уборщик? Настройщик кондиционера? Матрос яхты, в конце-концов… Нет, тут что-то не так. Ответ на поверхности. На виду, и если бы мы только могли…

Феромим вдруг вытягивается в струну, словно перед началом эпилептического припадка. Максим отстраняется, наблюдает с тревогой и напряжением, но не вмешиваясь. И тем самым спасает инсайт Бельмондо, чьи глаза через мгновение блестят, как у взявшей след охотничьей собаки.

— Ну конечно! — во весь голос вопит он, подскакивая и хлопая в ладоши. — Конечно-конечно-конечно! Реклама, мать её! Эта долбанная реклама на всех уличных слайдексах и баннерах! Та самая, что набила оскомину через час после появления! С Дубининым во всей красе, где он щёлкает пальцами и ведёт отсчёт!

Вышка осторожно улыбается. Вероятно, пытается вспомнить ролик, который большинство жителей Посада попросту не замечает, позволяя тому скатываться по сознанию, как воде по гусиным перьям. Но вот на его узком лице тоже проступает понимание, и «кофейник» издаёт осторожное: «хм».

— Кажется, я тебя понял, — говорит капитан, придвигая компьютер к феромиму. — Ну, давай, гений, попробуем твою версию.

— Почему я⁈

Алекс неожиданно пугается. Словно ему протягивают не его же собственный терминал, а раскалённый железный прут.

— На удачу, — усмехнувшись чуть смелее и шире, кивает Максим. — Давай, «пахучка», не дрейфь.

Бель тянется к клавиатуре. Замечает, как дрожат пальцы. Осторожно, чтобы не ошибиться, последовательно вбивает в двенадцать окошечек: 3001−3002–3003. Активирует ввод и…

Знакомая, раз сто прочитанная надпись «Пароль некорректен, пожалуйста, повторите попытку» лупит его в голову, как свинцовый кулак Макса. Дыхание сбивается, на глаза наворачиваются злые, непрошеные слёзы.

— Как же так? — шепчет Бельмондо. — Три тысячи один, три тысячи два, три тысячи три… — Бормочет он, повторяя попытку ввода. Цифра за цифрой, чтобы ненароком не нажать ошибочную. — Ведь всё же совпадает! На виду! Чтобы сообразить, но не каждому. Дюжина символов. Повсеместная подсказка… Что я делаю не так?

Он снова прикасается к месту, где на сенсорной клавиатуре подсвечен диск ввода данных. И во второй раз, не веря увиденному, пялится на ненавистный транспарант: «Пароль некорректен, пожалуйста, повторите попытку».

— Почему? — выдыхает парень, почувствовав опустошённость, за которой нет ничего, кроме полной потери сознания. — Почему же?

— Да потому что ты рассеянный лопух, — вдруг говорит Куликов. — Вообще удивлён, как ты до сих пор в окно вместо двери не вышел…

Глава 14

Взвесь весь риск

Зерно стоит в дверном проёме спальни, яростно потирая глаза, будто решил выдавить их за ненадобностью. На нём одна из любимых пижам самого Бела — синтошелковая, украшенная чёрно-синими китайскими драконами, пошитая из умной ткани, генерирующей микроскопические дозы релаксантов. Но Алекс оглоушен настолько, что даже не находит сил возмутиться.

— Чего было так орать? — с праведным возмущением интересуется зуммер. — А?

Проходит в гостиную, подбирая с тарелки кусок подсохшего сыра и галету, к которым так никто и не притронулся. Суёт в рот, меланхолично пережёвывает и роняет крошки, и лишь после этого с сонным прищуром заглядывает в экран терминала.

— Так ты будешь объяснять? — нервно переспрашивает Бельмондо.

— Буду, — как ни в чём не бывало, кивает Куликов. — Дело в том, что в известном нам всем ролике господин Дубинин при отсчёте нарушает последовательность. Для пущего эффекта, как я полагал, что-то вроде «Миссисипи-раз», «Миссисипи-два», и ну и по списку дальше… Так вот, что б вы знали, последней цифрой твой бывший клиент называет 3005.

Алекс молча смотрит на друга. В твёрдой уверенности, что будь у Леонида больше денег, он бы точно ушёл в неохумы, навсегда подключившись к виртуальному коллективному сознанию, давно и крепко опутавшему планету. Но денег Зёрнышку никогда не хватает. А потому он лишь изредка тратится на новые цифровые игрушки и оттачивает мозг, дарованный при рождении. Запоминает и подмечает, чего самому феромиму подчас очень не достаёт…

Бель собирается ввести новую последовательность, но Максим опережает его, с лёгкостью лишив звания первооткрывателя. Как ни крути, а теперь догадка и последующий взлом пароля — явно заслуга не только Алекса.

Зерно тем временем обходит диван, заглядывает в раскрытый терминал. В тот самый момент, когда капитан жмёт «ввод» и окно с паролем исчезает, сменяясь примитивным интерфейсом копилки. Бледно-синий фон, строгие чёрные буквы «Собственность С. Г. Дубинина», серебристая кайма по периметру. Ни логотипов, ни пояснений. Для запуска активна лишь одна программа, ещё полтора десятка отмечены, как вспомогательные и скрытые.

Ни с кем не советуясь и не теряя лишних минут на размышления, Вышка запускает файл. На мгновение сердце Алекса вздрагивает, словно «кофейник» активировал алгоритм самоуничтожения терминала. Но затем на весь эластичный экран разворачивается простыня высококачественной видеозаписи.

Голос мёртвого бхикшу так неожиданно врывается в динамики компьютера, что лицо Бела перекашивает. Вышегородский подаётся вперёд, а Куликов наблюдает за роликом с налётом сонной скуки на лице. Максим по-хозяйски пробегается пальцами по клавиатуре, перебрасывая трансляцию на настенный слайдекс.

— Наверное, жутковато получать письма с того света? — спрашивает Дубинин с огромного изогнутого экрана. — Как бы то ни было, я приветствую того, кто это смотрит.

Он ведёт запись из уютной полутёмной комнаты, обшитой деревянными стеновыми панелями тёмно-вишнёвого цвета. На заднем фоне виднеется разожжённый камин. Рядом с удобным креслом стоит ажурный столик на одной бронзовой ножке; на нём полупустой хрустальный графин и широкий стакан. В стакане, на самом дне, спит янтарная жидкость.

— На дворе второе сентября 2069 года, — неторопливо поясняет глава «Вектора». — Сразу расставлю точки над «И» и замечу, что это ни в коем случае не завещание. Если я всё сделал верно, данный документ миновал моих юристов и адвокатов, способных похоронить его в месяцах разбирательств и определения прав собственности. Если же… если потомки возжелают оценить это послание, как попытку замолить грехи — так тому и быть. На деле же это обычное исправление ошибки. Корректура. Причём исключительно для того, чтобы не пострадали невиновные — мои братья и сёстры, настоящие русские , соотечественники и единоверцы.

Судя по одежде Святослава Григорьевича, дело происходит в конце рабочего дня: его галстук развязан, рубаха по-домашнему расстёгнута в