Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

Вышел на улицу, прохладный воздух тут же взбодрил. Кнут прошёл несколько метров вдоль тёмной стены казармы, а затем резко остановился и повернулся ко мне.

— Что, щегол, без спросу хозяйничаем? — начал старик металлическим голосом. — Кто тебе печь использовать разрешил? Смотритель сказал, сам Глава дал добро. Так это?

— Да, так, — ответил ему ровно, глядя прямо глаза. — Спросил у него разрешения, и он его дал. Проблем нет.

— А то, что целая домница пошла в расход только ради твоей руды… это он тоже разрешил? — настойчиво спросил мужчина, подавшись вперёд.

Последствий избежать не удалось — враньё редко приводит к хорошему результату.

— Нет, — с трудом скрыл досаду, голос прозвучал глухо. — Такого указания не было.

— Так какого хрена ты своевольничаешь, щенок⁈ — прошипел бригадир. Он ткнул в меня костлявым пальцем. — Думаешь, можешь тут хозяйничать⁈ А⁈ Заточил десяток клинков и ходишь теперь, весь из себя важный⁈ Знай своё место, пацан! И в следующий раз спрашивай разрешения у меня! Усёк⁈

Не люблю, когда на меня кричат. Внутри закипел гнев, а гордость потребовала ответить резко, но её остудила холодная мысль — в чём-то мужик прав. Не во всём, конечно, но я соврал — поставил его в дурацкое положение перед его же подчинённым.

Внутри боролись самоуважение и вина. А что ещё оставалось? Плавить нужно было срочно, иначе не успел бы получить крицу до ухода охотников.

Сделал глубокий вдох, усмиряя гнев — конфликт здесь не нужен.

Решив признать неправоту, посмотрел Кнуту прямо в глаза без вызова. И это, кажется, подействовало на него сильнее, чем если б я начал орать в ответ.

— Я понял, Кнут. Ты прав, — произнёс ровно. Признавать вину всегда непросто, но порой необходимо. — Не нужно было так много на себя брать. Надо было тебя дождаться. Но пойми и ты, — чуть понизил голос, переходя от извинения к объяснению, — Я мог не успеть. Руда была, печь была, а времени до ухода — в обрез.

Выдержав паузу, добавил:

— Не хотел тебя обходить или унижать. Просто решал проблему. Но был неправ, что не поставил тебя в известность. Не держи обиду, вину свою признаю.

Теперь всё зависело от того, как старик воспримет сказанное.

Тот долго глядел на меня, затем шумно вздохнул.

— Ладно, — проскрипел бригадир, и злость уступила место усталости. — В одном ты прав, сопляк. Руду, что ты нашёл… нельзя в общую кучу кидать. Это всё равно что породистого жеребца на мыло пустить. Породу уважать нужно.

Кнут помолчал, ковыряя землю носком своего стоптанного сапога.

— Завтра уходишь? — спросил старик неожиданно.

Я кивнул.

— Ага. С охотниками, на рассвете.

Старик шмыгнул носом и, отвернувшись, смачно высморкался прямо на землю.

— А с крицей-то своей что делать станешь? — спросил мужик, беззлобно усмехаясь. — На горбу потащишь?

Я развёл руками.

— Сам вот голову ломаю. Как из неё шлак выбить, ума не приложу. Хотел вашими услугами воспользоваться, заплатить медяками молотобойцам… или тебе сразу, чтобы помогли. Да не рассчитал — сырьё только к ночи будет готово.

Говорил с искренней досадой, как есть. И вдруг, прямо во время разговора, в голове родилась идея.

— Слушай, бригадир… — шагнул к нему ближе. — А можно с тобой договориться?

Старик прищурился, взгляд стал внимательным и заинтересованным.

— Говори, чего удумал.

— Я крицу оставлю здесь. Вам. И под честное слово попрошу её обработать. Проковать, в нормальные слитки-болванки превратить. За работу заплачу, сколько скажешь. И… — сделал паузу, — … сверху ещё куплю у тебя пару слитков. Можно из обычной, менее чистой руды — неважно, я их на инструменты пущу. А эту, хорошую, — кивнул в сторону домницы, — потом в настоящий меч превратить попробую. Но не сейчас, сперва руку набить надо. А, Кнут? Можно попросить о такой услуге? На чистом доверии.

Смотрел на мужчину, затаив дыхание, предлагая сделку, основанную на доверии, с предоплатой.

Кнут долго молчал, почёсывая щетинистый подбородок, и глядя то на меня, то в сторону шахты, словно что-то прикидывал в уме.

— На доверии, значит… — протянул он наконец. — Хитрый ты, щегол. Ишь, как повернул.

Бригадир сплюнул на землю и впился в меня глазами.

— Ладно, сделаем, — сказал он неожиданно твёрдо. — Молотобойцы завтра с утра твою крицу прокуют. Работа будет стоить… — старик задумался, — … пятьдесят медяков. За два обычных слитка — 1 серебрянный. Итого — полтора. Идёт?

Быстро кивнул, не веря своей удаче.

— Идёт!

— Тогда так и поступим, — Кнут деловито кивнул, довольный сделкой. — Как завтра всё подготовим, пойдёт наш караван через твой Оплот на Чёрный Замок. К вечеру должен быть у вас. Жди у ворот, когда солнце к закату склонится. Погонщику главному отсчитаешь пару десяток медюшек — полтора за товар, половину серебрянного за доставку. Тот тебе укажет, где твои болванки. Но, малец, — старик ткнул в меня пальцем, — с тебя ответная услуга. Если понадобится нам инструмент заточить или починить, вызовем тебя сюда. За плату, конечно. Условились?

— Конечно, Кнут. Спасибо за помощь, — искренне улыбнулся и протянул ему руку.

Он взглянул сначала на протянутую ладонь, потом мне в лицо. Затем его потрескавшиеся губы расплылись в ухмылке. Мужчина крепко пожал руку.

— И не скажешь, что ты ещё щегол, — проскрипел бригадир, а затем залился дребезжащим смехом. — Ишь, как дела крутишь-вертишь!

Что ж, всё было решено, груз свалился с плеч. Остаток дня провёл в казарме, впервые за долгое время по-настоящему отдыхая. Я мог, наконец, расслабиться, дать мышцам передышку и просто побыть наедине с мыслями. Всё складывалось наилучшим образом. Первый этап моего становления в этом мире подходил к концу. Завтра — в путь.

Когда солнце окончательно скрылось за вершинами гор, пошёл к себе в сарай. При свете горящего факела попробовал практиковать «Дыхание Жизни», но сразу остановился — я переполнен. Огненная Ци, которую впитал от домницы, бурлила внутри, требуя выхода. Казалось, дай сейчас молот и наковальню — смог бы выковать настоящий меч. Не знаю, может, это обманчивое впечатление, но ощущение силы было мощным. Всё-таки меч — вершина мастерства, особенно тот, что я хотел создать.

Отправился к третьей домнице, дожидаясь Тарка. Сев на холодный валун у частокола, запрокинул голову. Надо мной раскинулось чёрное небо, усыпанное мириадами звёзд. В тишине громко стрекотали какие-то ночные насекомые. Тихо напевал под нос печальную мелодию, всплывшую из глубин памяти Кая. Что-то похожее на колыбельную, может, её пела ему мать? Уж очень она была тоскливой и пронзительной, но когда пел, на сердце становилось тепло. И это тепло, смешиваясь с огнём Ци внизу живота, согревало в эту промозглую ночь.

Наконец,