Черная Песнь - Энтони Райан

"Или это твоя собственная гордость?" Цай Линь снова повернулся к барону. "Твои собственные амбиции. Умоляю вас, благородный господин, отбросьте подобные мысли. Ибо я вам не враг. Я прибыл в Свободные кантоны не для того, чтобы завоевывать, а чтобы спасти их от завоевателя".

Он указал на море за пределами собравшихся в бухте кораблей. "Вы думаете, что простое водное пространство защитит вас от Темного клинка? Нет, и когда он приведет свою орду к этим берегам, не будет ни вызовов, ни почестей, оказанных благородным кланам. В мире, который он строит, вы поклоняетесь ему или умираете".

Ваэлин посмотрел на вытянутый кулак сородича барона и увидел, как начинает истончаться песчаная струйка. Однако рычащая кошка оставалась неподвижной.

"Присоединяйтесь ко мне, - сказал Цай Линь, подходя ближе и протягивая барону руку. "Присоединяйтесь! Шепчущий Клинок и Нефритовый Император будут сражаться бок о бок за спасение этой земли и всего мира. Если, когда война будет выиграна, вы все еще захотите решить этот вопрос, тогда мы его решим. А до тех пор, - Цай Линь отвернулся, отстегивая пояс с мечом, чтобы оружие упало на песок, - я не буду сражаться с тобой, ибо ты мне не враг".

Ваэлин не удивился тому, что произошло дальше. Более мудрый человек, чем этот самозваный Шепчущий Клинок, либо опустился бы на колени и поклялся в верности Нефритовому Императору, либо позволил бы последним песчинкам упасть, прежде чем доставать меч. Но какими бы ни были его достоинства, барон Урикиен Шори явно не относил мудрость к их числу.

Пока песок еще сыпался сквозь пальцы Сикару, барон с гневным ревом вскочил на ноги. Его меч мелькнул в ножнах с пугающей быстротой, несомненно, являясь плодом жизненной практики. Если бы император стоял хоть на дюйм ближе, он бы отсек ему голову от плеч, но Цай Линь, который еще мальчиком взобрался на вершину Храма Копья и с тех пор не раз сражался, обладал очень острым чутьем на размах руки противника.

Он пригнул голову всего на несколько дюймов, чтобы избежать удара, и повернулся с обманчивой поспешностью, чтобы уклониться от последующего удара, который рассек бы ему плечо. Песок расцвел, когда клинок барона промахнулся мимо цели, и из-под маски вырвалось приглушенное проклятие, прежде чем он сделал выпад, снова атакуя со скоростью и точностью эксперта. Цай Линь едва успел пошевелиться: он лишь слегка наклонил туловище, чтобы острие меча прошло мимо, а затем ухватился за вытянутую руку барона.

"Хватит!" - сказал он, в его голосе прозвучала настоятельная потребность в понимании. " Хватит! Присоединяйтесь ко мне и завоюйте величайшую славу!"

До сих пор Ваэлин считал этого человека неспособным на хитрость, полагая его зеркальным отражением несравненной честности Шо Цая. Но то, с какой легкостью Цай Линь нахмурился, приняв отчасти озабоченное, отчасти решительное выражение, а глаза загорелись состраданием, говорило совсем о другом. Какая бы власть ни находилась в Храме Копья, она выбрала хороший путь, - заключил Ваэлин. Все правители должны уметь лгать.

Из-под маски донеслось хриплое, едва связное рычание, когда Цай Линь продолжил удерживать барона на месте. "К черту твою славу, парень! Я сам создам свою..."

Рычание резко перешло в захлебывающееся влажное бульканье. Из маски барона хлынула кровь, а через мгновение показалось покрасневшее острие меча. Урикиен Сикару вынул свой клинок, смахнул со стали кровь и вернул его в ножны. И он, и второй второй тут же опустились на колени, низко поклонившись Цай Линю.

"Не упало последнее зерно", - сказал Сикару. "Он обесчестил наш дом, который теперь принадлежит тебе, - голова Сехтаку склонилась ниже, - Избраннику Небес".

Цай Линь бросил короткий скорбный взгляд на убитого барона, а затем шагнул вперед и положил руку на шлем Сикару. "Его бесчестье смыто твоими действиями. Твой дом останется в руках твоего клана, ибо я пришел сюда не для того, чтобы воровать. Будешь ли ты сражаться вместе со мной, Урикиен Сикару? Присоединит ли твой дом свое знамя к моему?"

Шлем зашевелился под рукой Цай Линя, Сикару обменялся взглядом со своим товарищем-вторым и получил в ответ нерешительный кивок. "Отныне и навсегда, Избранник Небес", - сказал он. "Дом Урикиен обещает свою службу Нефритовому Императору".

"И оно с благодарностью принято. Вставайте. Идите и скажите своим сородичам и сехтаку, что их император дает им только два обещания: честь и славу".

"Честь и слава, Избранник Небес!" Ваэлин услышал неподдельное рвение в голосе Сикару, когда тот поднялся и отступил назад, а его слова повторил его сородич. "Честь и слава!"

Монахи и монахини поблизости вскоре подхватили этот клич и поспешили разделить его с рядами воинов, возвышая свои голоса. Клич распространился по рядам Сехтаку, как лесной пожар, сначала нестройный, но быстро обретший ритмичность: каждый голос выкрикивал одни и те же три слова: "Честь и слава! Честь и слава!"

"Еще одна глава написана", - заметил Цай Линь, когда Ваэлин придвинулся к нему.

Он ограничился натянутой одобрительной улыбкой, которая скрывала внезапное беспокойство, вызванное пылкостью новых подданных императора. Беспокойство Ваэлина усилилось, когда песнопения людей на берегу перекинулись на корабли в бухте. Коллективный крик тысяч голосов неизбежно напомнил молитвенные песнопения Искупленных, когда они шли на смерть, заставив его задуматься, словно, стремясь свергнуть одного ложного бога, он помог создать другого.

ЧАСТЬ III

На войне следует праздновать только окончательную победу

Все остальные - лишь кровавые следы на дороге, которую лучше не прокладывать.

-КОРОЛЕВА ЛИРНА АЛЬ НИРЕН, СБОРНИК ИЗРЕЧЕНИЙ

.

РАССКАЗ ОБВАРА

Последний, плачевный конец короля-торговца Лиан Ша когда-то вызвал бы у могущественного Обвара презрительный смех. Теперь же, нося украденное имя генерала Шо Цая, командующего Корпусом Искупленных и самой надежной руки Темного Клинка, я испытывал лишь жалостливое отвращение при виде старика, вынужденного целовать сапоги Кельбранда. Он плакал, стоя на коленях и шаркая вперед, слова срывались с его слюнявых губ - совершенно разбитый обломок человека, который когда-то был державой миллионов. Но ни одна рука не коснулась его плоти. Ни кнуты, ни клинки не довели Торгового короля до такого состояния. Все это было сделано кровью его семьи.

Они лежали вокруг этого нелепо украшенного парка в разном состоянии расчленения или увечья - все по прихоти Кельбранда. Сыновья, дочери, внуки, правнуки