Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

— Одна из новых модификаций фенобарбитала, — честно отвечает Алекс. Подходит и осторожно сдвигает пистолет к дальнему краю стола. — По иронии судьбы разработанная и выпущенная «Вектор-Эпсилоном».

Максим глупо улыбается, словно оценил шутку.

— Ты сука, Алекс… я же тебе башку оторву…

— Не оторвёшь, — тем же мягким тоном возражает ему тот и подхватывает кружку, ускользающую из слабеющих пальцев. — Снотворное очень лёгкое и без побочек. Не переживай. Просто приляг и позволь мне осмотреть рану, договорились?

— Это нечестно, — с откровенной обидой сообщает Макс, заваливаясь на подлокотник.

— Один-один, господин капитан, — без иронии говорит Бельмондо и вынимает из шкафа гостевую подушку, на которой обычно спит Зерно. Тот, превратившись в тень, неподвижно замер в коридоре, с ужасом наблюдая, как его лучший и единственный друг травит наркотиком боевого офицера КФБ. — Я тоже не люблю, когда мне поют колыбельную без моего ведома…

— Дай мне нейростим, — шепчет оперативник. — Любой! Лучше сразу два…

— Я тебе сейчас *** дам, — с отцовской строгостью шутит Бель, подсовывая подушку под загривок Вышегородского. — Ложись и перестань сопротивляться…

— Какой же ты мудак, Лёшка… — наконец смиряется Максим, забрасывая ноги на диван. — Разбудишь меня через пару часов, ладно? Разбуди, пожалуйста, мы не можем сидеть на жопе и ждать, пока там…

— Лёня!

Но тот испуганно-неподвижен, и Алекс щёлкает пальцами, чтобы привлечь его внимание:

— Аптечка в лаборатории, там открыто. Принесёшь?

Макс теперь расслаблен и по-буддистски покоен. Лежит на спине, дыша чуть медленнее обычного. Вблизи заметно, что устаревшая повязка вообще никуда не годится. А закостенелая медицинская пена для рубцевания прикипела к прорехе в нательном белье и только дерёт края ранения.

Веки капитана трепещут, как крылышки колибри. Бель полагает, что сейчас тот предпримет ещё одну попытку вяло отчитать мима. Но вместо этого Вышка вдруг фокусирует взгляд и спрашивает странно-окрепшим голосом:

— Слушай, Алекс… а ты хоть знаешь человека, которому обязан своей погремухой?

От столь резкой перемены темы парень сперва совершенно не улавливает мысль, но почти сразу соображает, о чём речь, и кивает. Поправляет подушку. Маникюрными ножницами, осторожно и неспешно, срезает с мускулистой груди раненого присохшую майку. Ему хочется надеяться, что пули внутри Вышегородского уже нет…

— Ага, знаю кое-что, — отвечает он гипнотизирующим голосом, стараясь побыстрее свалить собеседника в глубокий сон. — Один фильм даже посмотрел, старый совсем. «Профессионал», кажется, назывался. Про спецслужбы и какую-то африканскую страну. Что б ты знал, он показался мне нереально скучным, только музыка приятная. Так уже давно не снимают, что не удивительно, только авторское… да и вообще интерактивки интереснее…

Но Максим Вышегородский уже не готов поддерживать разговор о развитии современного кинематографа. Наконец прикрыв серые глаза, он уплывает в царство грёз и проявлений бессознательного. Обмякшая рука соскальзывает с дивана и звонко стучит костяшками пальцев по ламинату.

В гостиной появляется Зерно. В его левой руке по-прежнему зажат планшет, в правой — пузатая домашняя аптечка Бельмондо. Он ставит её на столик между компьютером, шлемом виртуальной реальности и воронёным пистолетом, намереваясь отойти в сторону. Но Алекс не позволяет, попросив громко и честно:

— Поможешь мне его перевязать?

Лёня смотрит на обнажённый, покрытый тёмно-красными разводами торс мужчины. На оружие, чёрное окно за жалюзи, на погасший экран слайдекса, с которого ещё недавно вещал Дубинин. Наконец горестно закатывает глаза, откладывает планшет на соседний диван и своим идиотским шагом приближается к раненому.

— Ладно… но завтра… слышишь, Алекс⁈ Уже завтра утром я свалю подальше. И поверь мне, я не обещаю, что после этого мы с тобой скоро увидимся…

Бель улыбается и открывает аптечку.

— Хорошо, дружище. — Он вынимает тюбик растворителя для рубцующей пены и протирает пальцы дезинфицирующей салфеткой. — В любом случае, спасибо за помощь. И за то, что был со мной всё это неспокойное время.

Глава 15

Труп моего врага

Алекс находится на барже, плывущей посреди широченной реки. С первого взгляда может показаться, что это Обь — водная царица Сибири. Но встающий на горизонте скалистый хребет в обрамлении снежных корон говорит, что так быть не может.

Баржа тоже необычна. Может, это и не баржа вовсе, но четырёхлетний Бельмондо не способен представить иного речного судна, на котором может с такой лёгкостью уместиться настоящий парк развлечений — с колесом обозрения, каруселями и даже американскими горками. Аттракционы безлюдны, но ажурное колесо медленно проворачивается, покачивая скорлупками пустых кабинок.

В гулких недрах помещений играет механическая музыка, неживая, навязчивая и однообразная. Мальчик бредёт среди павильонов и запертых билетных будок, ногами ощущая размеренное дыхание палубы. Он потерян и чувствует нарастающий страх. Он точно знает, что не мог оказаться в таком необычном месте без родителей, но никак не может их найти.

Со всей беспощадной парадоксальностью сновидения Алекс понимает, что одновременно является и крохой-дошкольником, и взрослым феромимом, под завязку накачанным экстрактами. Его цель-клиент где-то здесь, совсем неподалёку. Но привычная работа вызывает у Бела не ощущения радости и комфорта, а боязнь ошибки и глубокую тревогу.

В конце концов, он замечает их — молодых отца и мать, стоящих к нему спиной. Мужчина и женщина, оба стройные, грациозные, словно танцоры самбы, в обнимку ждут его возле комнаты кривых зеркал. И пусть Алекс видит лишь спины и затылки, он точно знает, что оба улыбаются. Рука отца скользит по маминой талии, опускается ниже и ласково прихватывает за ягодицу.

Бельмондо, которому ещё только предстоит прожить полтора десятка лет, прежде чем обрести это странное прозвище, испытывает несказанное облегчение. Ускоряя шаг, он направляется к родителям, и уже открывает рот, чтобы радостно позвать обоих, но тут отец поворачивается.

В отличие от прошлого сна, baba одет не в традиционную китайскую одежду, а в утеплённую униформу вахтенного рабочего; тёмно-синюю и грубую настолько, что о ткань можно затачивать ножи. Из левого нагрудного кармана выглядывает жёлтый силиценовый листок с россыпью государственных электронных маркеров, и маленький Лёша обмирает.

Он почти не помнит эту бумажку. Но точно знает, что это важный документ, подтверждающий законное право отца на квотированное место работы на северных вахтах. Бумага, разбившая сердце его матери. Обмирая, Бель останавливается. В ту же секунду взрослый Бельмондо, беспокойно спящий в своей норе посреди Посада, охваченного ужасами гражданских волнений, стонет и покрывается плёнкой пота…

Мужчина замечает мальчишку. Улыбается неуверенно и робко, машет свободной рукой, но Алекс не спешит