Арлекин снимает маску - Андрей Евгеньевич Фролов

на нём капитана. Приглушает на слайдексе звук, но оставляет изображение. В комнате появляется Зерно, с остервенением вытирающий волосы любимым полотенцем Бельмондо. Зуммер наконец-то переоделся в свои собственные вещи, бросив пижаму в корзину с грязным бельём.

— Кофе всем? — весьма бодро интересуется он. — Может, пожрать закажем?

— Кофе свари побольше, — недовольно нахмурившись, но удержав раздражение, отвечает Бель. — А вот заказывать ничего не нужно, пошарь в холодильнике. Что найдёшь, над тем и шамань…

Куликов удаляется хозяйничать на кухне. Хлопает дверца холодильника, Лёня недовольно бормочет, гремит посудой, включает кофемашину. Максим же вынимает из таджикской сумки невесомые детали бронекостюма, рассматривая многочисленные сколы и пулевые отверстия.

Отстранившись от происходящего в квартире — присутствие чужаков всё сильнее раздражает его, но парень старается не подавать виду, — Бельмондо штудирует данные, собранные Корпусом на Марианну Гардт. Пальцы его левой руки непроизвольно постукивают по краю журнального столика, по лицу то и дело пробегает тень.

Едва взглянув на первый шот, протокольный, запечатлевший корпоративную воротилу en face в три четверти, Алекс успевает порадоваться, что не успел ничего съесть. Блестят две пары глаз, выдавая открытый вызов и врождённое стремление к провокации. Не лишённая оригинальности причёска скрывает непростой рельеф черепа. Вышка, конечно, предупреждал о паразитарных краниопагах… Да и сам мим повидал немало Ускользающих, чтобы до сих пор воротить нос. Но трансформация, произошедшая с Марианной Олеговной, всё равно вызывает в нём дрожь. Пугает. Отвращает.

Курьер пытается понять, каково это — вести переговоры с таким человеком? Испытывать неумолимое желание стыдливо отвести взгляд. Бояться и радоваться, что подобного не случилось с тобой. С точки зрения Бела, мрачное пристрастие касты богачей и политиков покушается на подмену несокрушимых, непререкаемых базисов: в генетической памяти пещерного человека, каковым тот остался даже на борту космической станции «Небьюла», существа с изъянами не могут править другими. Им уготовано лишь забвение, дозированная жалость и милосердие общества. Но никак не твёрдость характера и отточенный ум, способные продвинуть уродца на вершину экономического Олимпа…

Подавляя отвращение, Алекс заставляет себя воспринимать Марианну Гардт безоценочно и профессионально, как был обучен. И уже готов с головой нырнуть в коллекцию неприглядных снимков и биографических сведений, как замечает, что его личный кабинет инфоспатиума пестрит ворохом информационных сообщений. И одно из них оповещает, что Бела вызывают. По закрытому, известному лишь немногим каналу. Прямо сейчас…

— Максим? — произносит он, заставив капитана с тревогой поднять голову. — У меня тут личный вызов… Отправитель заблокирован, но я предполагаю, что это или из цеха, или полиция… Мне ответить?

Он думает, что оперативник запретит ему. Но вместо этого Вышегородский лишь подсаживается ближе. Не выпуская из рук набедренник, подбородком указывает на лежащий на столике шлем.

— Прими, — советует тот вдруг. — Но осторожно, не выдавая ни местоположения, ни деталей своих вчерашних похождений. Дай знать, что ты в порядке и обязательно выйдешь на связь уже завтра утром. Меня, разумеется, ты никогда не видел…

Алекс кивает и притягивает к себе сферу «Менгджинг», всё ещё подключённую к терминалу пучком ребристых шнуров. Надевает, с недовольством заметив, что Вышка хоть и разлогинился из персональных вирт-кабинетов, окна сетевых операторов не закрыл. Почистив дисплей, Бель опускает забрало и погружается в цифровое пространство личного виртуального царства.

В отличие от сверстников, привыкших обставлять кабинеты самой яркой, помпезной и вычурной мебелью, какую только можно сгенерировать в инфоспатиуме, сетевое хранилище мима больше напоминает его же лабораторию в реальном мире. Стерильность, прохладная белизна и минимализм наполняют зал, за нарисованным окном которого шумит нарисованный высокогорный водопад.

Повертевшись, Алекс замечает, что левая стена комнаты пестрит иконками пропущенных вызовов и сообщений. Серое пространство пульсирует, и парень насчитывает 48 сигналов на семи каналах, зашифрованных от минимального, до самого параноидального уровня. Сердце ёкает — вызов, поступающий ему в эту самую минуту, приходит на предельно защищённый и секретный.

Значит, его точно возжелали в профсоюзе. И не исключено, что сейчас Бельмондо увидит привлекательное лицо автоматической секретарши, приятным голосом сообщающей ему об увольнении и лишении всех цеховых преференций в сфере юридической защиты и социального обеспечения…

Стараясь не выдать волнения, он поднимает левую руку в проекционный сегмент шлема, и тут же видит собственные пальцы внутри цифровой комнаты. Взмахом приглушив шум водопада, молодой человек прочищает горло коротким кашлем и решительно отвечает на вызов.

— Алекс, ты цел? — вместо приветствия спрашивает она.

Бельмондо едва удерживается от ошеломлённого вскрика.

В голосе женщины такое неподдельное соучастие и забота, что ладони покрываются липкой плёнкой, а в пояснице щёлкает, грозя заклинить курьера в психосоматическом припадке старческого ревматизма. Подавив опасную реакцию, Бель дрожащим пальцем разворачивает экран видеовызова на всю стену цифрового убежища, в очередной раз поражаясь, до чего же Динельт красива.

— Привет, Татьяна… — Он хочет произнести это внятно и чётко, чтобы услышал капитан Вышегородский, но с губ срывается вялый лепет. Как у первокурсника, с которым заговорила молодая и чертовски привлекательная выпускница. — Не ожидал…

Краем уха Алекс всё же слышит, как на пол гостиной падает что-то стеклянное. Гулко, грозя разбиться, но без характерного хруста. Уцелевшая кофейная чашка медленно катится под диван, дребезжа и подскакивая, и феромим понимает, что в гостиную вернулся Зерно. Звук мягких, пружинистых шагов сообщает ему, что Максим бросился к окну.

— Прости, что не вышла на связь вчера… — Татьяна выглядит уставшей, позволяя камерам шлема до мелочей считывать свою подлинную мимику, цвет лица и морщинки в углах глаз. Если не считать налёта подавленности, в остальном она блистательна: одета в лёгкую майку и голубой джинсовый комбинезон на подтяжках, сидящий на ней с невероятно-сексуальной небрежностью. — У нас тут такое творится… Жнецы вконец обезумели, Алекс, в Марусино началась настоящая катастрофа. Военные приступили к операции спасения, но городские чиновники до сих пор пытаются связать им руки, можешь поверить?

— Могу, — как можно спокойнее и проще отвечает Бельмондо.

Он поражается её игрой. Поражается её выдержкой и умением владеть собой. Он восхищён, ослеплён и подавлен, размышляя, что так — напоследок, — должно быть, ощущали себя древние греки, взглянувшие в глаза Медузе Горгоне…

— Ты в порядке?

— В полном…

— Слава Богу! — Татьяна покусывает алую губу и качает головой. — Как я понимаю, Алекс, тебя отпустили? Если нет, подай мне знак, и я сделаю всё, что…

— Меня отпустили.

— Прекрасно! Кто это был? Ублюдки, что живут на крышах, угадала? Это их почерк, маленьких анархических засранцев, способных лишь