ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

- А далеко ли отсюда город? - поинтересовался он у чабана.

Тот начертил на земле какую-то белиберду.

- Вижу, что знаешь, - успокоился Кастрыч. И вдруг стал ужасен: оскалился, взревел, рванул на груди рубаху, скрючил когти. Чабан едва не лишился чувств: таким нехитрым, но действенным образом Кастрыч закрепил сеанс гипнотического убеждения и показал гонцу его незавидное будущее, решись тот ослушаться и не отправить письмо.

Как показали уже известные события, чабан оказался порядочным человеком. Он все правильно понял и сделал. На исходе дня старик вернулся в пещеру и пал к ногам Кастрыча. Тот запахнулся в бурку и дернул ногой. Билланжи вздрогнул, поднял голову.

- Мы уходим, брат, - Кастрыч потрепал его по серой щеке, и маориец порозовел от дружеского участия. - Наберись мужества. Сегодня будет не лучше, чем вчера.

Глава девятая

БИТВА ЗА УРОЖАЙ

28. Тайный старт

Зимний космодром, безлюдный и серый, отражал ледяную Вселенную. Холодный бетон, негодное, мутное зеркало, пропитался мертвящим светом всемогущих созвездий. На космодроме не было никого, кроме группы военных и милицейских чинов, к которым вскоре присоединился служебный автобус с космонавтами, закончившими ускоренную подготовку.

- Где же пресса? - разочарованно протянул Сатурн перед тем, как напялить тяжелый шлем. - Где телевидение?

С переднего сиденья обернулся Зазор:

- Вы полагаете, каждый полет освещается в прессе?

- А зачем вы послали с нами грибную запаску? - мрачно спросил Сартур, кивая на глупо улыбающегося афроамериканца. Тот поймал взгляд и, не понимая по-русски, принялся строить оживленные и приветливые гримасы.

- Откуда вы знаете? - в голосе Зазора сквозило раздражение.

- Видели в сортире, как он таблетки жрал и запивал водой из-под крана.

- Это сделано в интересах государственной безопасности, - напряженно сказал генерал. - Потенциальному, хотя и дружественному, противнику вовсе не обязательно знать о предстоящей колонизации космического пространства.

Сартур откровенно и горько расхохотался.

- Товарищ генерал, - обратился он укоризненно. - Опомнитесь! Вы собираетесь выращивать на международной станции табуны близнецов, морозить их, сажать их в капсулы и засорять ими космос. Как животворящими спорами. Неужели вы надеетесь сохранить свои планы в секрете? Приготовления настолько масштабны, что их не скрыть...

- Это не вашего ума дело, товарищ уполномоченный, - холодно сказал Зазор. - Капсулы-челноки спрятаны в грузовом контейнере. Все, что вам нужно - согнать их с орбиты, придав соответствующее ускорение. Давайте начистоту, товарищ Амбигуус - обойдемся без псевдонимов, они нам больше ни к чему. Вы меня в чем-то подозреваете? Все, что я делаю, делается на благо Отечества.

- Какое же благо будет Отечеству, если вы нас сошлете? Ведь это ссылка. Вы только и мечтаете избавиться от нас, как избавились от Кастрыча. Громоздким и нелепым способом.

- На благо Отечеству, - упрямо повторил Зазор. - Не вешайте на меня Кастрыча. Кастрыч уже на подходе к городу.

- Тем хуже для него, - парировал юный Сартур.

Сатурн подавал сыну отчаянные знаки, умоляя замолчать. Но того уже было не остановить.

- Ваши действия насквозь безумны, - Сартур Тригеминус вертел в руках шлем. - Вы не соответствуете занимаемой должности. Почему бы вам не прислушаться к голосу совести? Она, изуродованная, все-таки уцелела и время от времени вякает. Помните, как вы уступили ей и подали знак? Намекнули кое на что?

- О чем это вы? - Зазор покрылся пятнами.

- О зарубках, - не унимался Артур. - Их было три штуки.

- Я не понимаю, - ответил генерал дрогнувшим голосом. И напомнил: - Мы сейчас приедем, потрудитесь формулировать свои домыслы ясно и четко. Я повторяю вопрос: в чем вы меня подозреваете?

Артур, помявшись, набрал в грудь воздуха и решительно ответил:

- В убийстве полковника Мувина и капитана Парогонова. Зачем так сложно? Там палили со всех сторон. Шальная пуля решила бы все проблемы...

Зазор запрокинул голову. Салон автобуса наполнился фальшивым клекотом.

- Ваши фантазии, милый Артур, неуемны и не имеют границ. Кто из нас безумен? Побойтесь бога, я вам вместо отца.

- Вместо, сынок, вместо, - подхватил бледный Сатурн.

- В невесомости ваши мозги встанут на место, - пообещал Зазор. - Я больше не требую никаких объяснений. Лучше посмотрите в окошко - какая красота!

Отец и сын перевели взгляд: первый - с готовностью, второй - с неохотой. Зрелище, однако, заворожило их, а зарубежный партнер, номинально значившийся командиром экипажа, невольно завыл от восторга и потрясения. Ракета торчала гордым обелиском, готовая проститься со своими несовершенными создателями. Сопла терялись в клубящемся дыму. Величественная картина заставляла забыть о земных прегрешениях. Готические очертания корпуса, выражающие безудержный, познавательный порыв и реализацию древних, еще пещерных чаяний человечества, пробуждали в душе пронзительные и пронзающие чувства, заквашенные на фаллической символике проникновения в тайное и запретное.

Автобус уже начал тормозить, когда Зазор вдруг принялся оживленно размахивать руками и шевелить губами. Он упоенно о чем-то рассказывал. Сартур постучал себя по шлему, показывая, что не слышит. Он подумал, что генералу, должно быть, пришли на ум убедительные объяснения, и он в пылу озарения позабыл о вынужденной глухоте дотошного вопрошателя. Сартур было взялся за шлем, собираясь отвинтить, но Зазор остановил звездоплавателя дружеским знаком, выхватил блокнот и записал свои мысли. Широко улыбаясь, он протянул блокнот Сартуру, и тот стал читать, а Сатурн, не выдерживая, заглядывал ему через плечо.

"Я про вчерашний фильм, - писал Зазор. - Мне очень понравилось. Помните, как он его арканом - правда, здорово?"

29. Принесенные ветром

Вьюга, кружившая с ночи, приволокла демонов, которые сильно напугали жителей пригорода. Кривые улочки, и без того почти безлюдные, вымерли окончательно. Областной люд попрятался в норы, закупорился и, дыша на стекла, гадливо морщившиеся в ответ морозным узором, не без опаски наблюдали за неровным шествием дикой фигуры в папахе и бурке. При каждом шаге кряжистого чудовища с квадратным лицом и ввалившимися глазами раздавался звон, напоминавший колодезный: то гремела цепь, которую Кастрыч, имея в пути немало возможностей избавиться от нее, принципиально не снимал. Цепь свисала петлей, заканчиваясь тщедушным, громко сипящим и кашляющим существом, которое Кастрыч, подобно матери-героине, нес на руках как живое свидетельство басурманских зверств, взывающих к мести. Хотя возможно было, что он оставался верен себе, войдя во вкус великого отечественного воина-миротворца, который выносит из мирового пожара освобожденного Козлова.

Обутый в краденые валенки, один из которых был надкушен ради кандального кольца,