ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

32. Нету Угостиньо

Пока шла расправа над главарями, террористы рангом пониже и подурнее, не подозревавшие об уготованной им участи, хозяйничали в оранжерее. Они как раз выворачивали ломом толчок, рассчитывая проникнуть в тайник с грибами счастья и долголетия. Батоно Насос вбежал к ним с перекошенным лицом:

- Запирайтесь, минируйте помещение! Скорее, пока не ворвался бешеный!

Те, кинувшись в прихожую, едва успели захлопнуть дверь перед рассвирепевшим волкодавом; Кастрыч, налетев на препятствие, стал ломиться и царапать деревянную обшивку.

Гасан семенил по комнатам и разматывал шнур, остальные затягивали взрывоопасные пояса. Откуда-то появилась неистовая молодая женщина в черном; она была перевязана этими поясами, как пулеметными лентами, поверх платья. Лицо оставалось прикрытым, и только сверкали яростные комсомольские глаза.

Следом появилась и вторая женщина.

Эту, поминая восточного черта, приволок за волосы Абдурахман.

- Вылизавета! Вылизавета!

Дверца старинного шкафа вывалилась, увлекая за собой Козлова и Угостиньо Нету. Путаясь в постельном белье, Козлов призывал свою капризную супругу, готовый простить ей отвращение к его неудачному имени.

Гасан бросил шнур и заступил им дорогу. Он обшарил обоих, нашел документы, просветлел лицом:

- Наконец-то! Вяжите Амбигусов, братья!

Минутой позже Батоно Насос ворвался в кухню, распахнул окно, на миг опешил от мороза, вцепившегося в лицо, а потом заорал:

- Дом заминирован! Немедленно уберите своих шакалов! Иначе, во имя Аллаха, я взорву ваш нечестивый музей!

Держа Козлова и Нету за тощие шеи, не забывая одновременно насиловать Вылизавету, он выставил плененных мужчин в оконный проем, как балаганных кукол, и пронзительно крикнул:

- Теперь у нас есть мозги!

- Нет! - возразил ему громкоговоритель не без толики сострадания.

Зазор, слушавший обращение к народу из безопасного центра, взял микрофон:

- Пошел автобус, - велел он, лучась торжеством.

Автобус, ведомый законспирированным, еще в незапамятные времена внедренным дублером, взревел и осторожно выкатил из подворотни.

Один из адъютантов Зазора, обмирая от собственной смелости, пискнул:

- Там же Кастрыч, господин генерал... Виноват - там же Кадастрыч... И наши ребята уже внутри.

Лицо Зазора прыгало, таяло, изменялось и вновь становилось прежним, приходя в согласие с паспортными данными. Адъютант прикрылся рукой, защищаясь от наваждения и не желая видеть эту физиономическую рябь.

- Взорвутся два дома! - растолковывал Зазор. - А иначе взорвались бы три!..

Он махнул рукой и сказал:

- Поехали!

Рябина, давно полыхавшая гроздьями, добралась-таки до зеленки, которую опалила, лизнув огнем.

...Город качнулся от грохота и пламени, взорвались четыре дома.

ЭПИЛОГ

ПРЕВЫШЕ ВСЕГО

Одиноки ли разумные во Вселенной? Как и везде, как и всегда.

Они подобны благородным грибам, которые никак не встретишь, хотя наматываешь милю за милей, идешь да идешь, не находя полезного, и вдруг он торчит - одинокий, огромный, съедобный, лишь самую малость подъеденный червяками, лишь с краю надкушенный слизняком. И больше такого нет. Хотя, куда ни ткнись, жизнь попадается, но все не та - пластинчатая, бледная, с отравленной бахромой.

И плохо дело, когда восхищаются положительным в человеке, ибо людские претензии подразумевают естественность плюсов, благодаря которой все хорошее и доброе обыденно и натурально, как пара рук или пара ног.

Сартура донимали планетарные сны о бескрайних полях, колосящихся приветливыми грибами. Отец, уложив на плечо косу, с улыбкой приближался к доброй покойной маме, которая сцеживала ему молоко в пятилитровую банку. Далеко-далеко, соревнуясь песнями с жаворонками, гоготал жеребец, на поверку оказывавшийся Кастрычем; Кастрыч скакал, видный среди поганок по грудь, на ком-то скрытом и справедливо наказанном.

Себя же Сартур видел маленьким мальчиком, который расхаживал по тропинке и грозил всех убить или, по меньшей мере, всеми жестоко править.

Взирая с тоской на хрупкую и беззащитную полусферу Земли, Сартур Тригеминус провожал взглядом мусорный контейнер, пустившийся в бесконечное орбитальное путешествие. Тот кувыркался над стратосферой, находясь Превыше Всего. В ушах у Сартура стояли шум и гам, которые подняли еще не до конца распавшиеся покорители космоса. Их вопли дополнялись отчаянным стуком в наглухо задраенный люк. Миссия Тригеминусов завершилась в первые сутки космической вахты, ибо выяснилось, что продублированные организмы не в состоянии сохранять межклеточные связи в условиях невесомости. Тяжелее всего было проститься с командиром международного экипажа. Доверчивый американец, бодро досадуя на понос и насморк, лично утрамбовал протестующее войско в контейнер и уже собирался попятиться, как вдруг получил пинок, приложился к трамбуемым, а люк захлопнулся.

- Может, вытянет? - со слабой надеждой прогудел Сатурн. - С кем не бывает.

- Он тренированный, поэтому разложится последним, - возразил Сартур.

Американец, видя, что дело плохо, стоически затянул "Зеленые холмы Земли", пока не сбился на полосатый гимн, с которого звездами сыпались ключевые слова: память отказывала.

Контейнер присоседился к угрюмой компании себе подобных, давно запакостивших ближний космос и рвавшихся в дальний.

- Вояджер, - горько усмехнулся Сартур и помахал кувыркающейся помойке. Простившись, он быстро составил рапорт о срыве ботанического эксперимента и отправил его на Землю, на имя Зазора, но ответа не получил.

Не получил он его и на вторые сутки, и на четвертые, и на четырнадцатые.

Эфир заливался безумными вакуумными песнями про абсолютный нуль.

Сатурн со скрещенными руками хмуро плавал по рубке. Он чувствовал, как с каждой секундой теряет кальций.

- Генерал не отзывается, - уверенно констатировал Сартур после девятнадцатой попытки.

- Он гневается на тебя, - осторожно предположил отец и поймал губами автономную капельку питательной смеси. - Ты обидел его, сынок. И что тебя только гложет?

- Бессилие, - признался Сартур и оттолкнулся от пульта. Скрестив руки, как скрестил их отец, он провернулся в воздухе унылым штопором. - Мы мешаем ему, угрожаем ему. И он воспользовался приобретенной властью. Наша экспедиция никому не нужна. И станция, подозреваю, тоже уже не нужна. Она состарилась и вышла из моды. Боюсь, что ее хотят утопить, как предыдущую.

- Она же международная, - напомнил Сатурн. Он бестолково целился в кресло и все время промахивался.

- Ну и что? Законсервировали и готовят к уничтожению. О нашем полете никто и не знает, кроме господ офицеров. Наш генерал, наверное, уже всех поменял на поганки. А нас убрал - как Мувина и Парогонова.

Сатурн потянулся к сыну и снисходительно потрепал его по космическому трико.

- Ты бредишь, как всегда. Вот снова начал. Чем ему помешал несчастный Мувин?

- Старая история, которая повторяется, как фарс, - вздохнул Сартур. - Опять узнали Куккабурраса, всего и делов. Помнишь