Опасные видения - Коллектив авторов

Янси. Затем опасливо опустился в кресло. Боль слегка отпустила. Мальчик сидел на полу и наблюдал за ним с детской любопытной пристальностью – голова слегка закинута назад, во взгляде никакого смущения. Сэм признался сам себе, что мальчик красив. Черты лица симметричные, тело жилистое и сильное. Однажды Сэм побывал в доме для умственно отсталых, и больше всего ему запомнились глаза. Почти все тусклые, без блеска. Но некоторые были обманчивыми. Как у Рэндалла. Его глаза светились от света холодного снега, но в них не хватало интереса к окружающему миру.

– Тебе больно, папа? – спросил Рэндалл. Изобразил рукой жест, словно и давал показания, обнаружил внезапную истину и удивился. – Тебе больно, папа, – повторил он. Показал в окно: – Всему больно.

– Да, – ответил Сэм. – Всему миру больно.

Мальчик отвернулся, и Сэм услышал на подъездной дорожке машину. Приехал доктор Янси. Он энергично вошел, и всего на миг Сэма обуяла ненависть – та могучая зеленая ненависть больных к здоровым.

Сначала доктор Янси обратился к мальчику:

– Здравствуй, Рэнди. Как ты сегодня?

Секунду Сэм думал, что мальчик не ответит.

Рэндалл посмотрел на доктора с особым интересом.

– Я юный, – произнес он наконец фальцетом.

– У него это иногда бывает, он так говорит, – сказал Сэм. – Наверное, имеет в виду, что у него все хорошо.

Янси зашел на кухню и вернулся с водой и желтой капсулой.

– От этого ты не уснешь.

Он протянул капсулу и стакан Сэму, тот послушно выпил. Позволил Янси довести его от кресла к дивану. Умелым пальцам – ощупать. Мальчик наблюдал с каким-то интересом.

– Есть опухлость, но никаких признаков серьезной недостаточности органов. Тебе давно уже пора в больницу.

– Рано, – тихо отозвался Сэм. – Ведь мальчик. – Поднял глаза на Янси. – Сколько еще, док? – спросил он, на самом деле не желая знать и все-таки желая.

– Теперь уже скоро, Сэм. Думаю, рак распространился в позвоночник. – Врач говорил тихо и обернулся проверить, не слышит ли мальчик.

Рэндалл встал с пола. Тихо и изящно вышел из комнаты. В кабинете щелкнул свет.

– Он даже пугает, что ли, – сказал Сэм. – Заходит в кабинет, достает книжки и листает страницы. У меня там хорошая энциклопедия, учебники медицины для дел об ущербе здоровью. Наверное, ему нравятся картинки. Иногда не выходит оттуда часами.

Кое-кто говорит, что Абу-ль-Касим уничтожил своего отца за два месяца до пришествия. Шок от смерти и от рождения ослабил материнскую штуку, и она скончалась несколько лет спустя. Жизнь его была запутанной, в переездах от родственника к родственнику, созревание было медленным. Что-то внутри него скрывалось от мира до самого возмужания.

Сцена: Книги озадачивали. В них было столько очевидных ошибок, но не из-за жестокости, а просто из-за глупости и беспечности. Он все еще помнил свою материнскую штуку и гадал, почему сделал ей больно. Больно было и отцовской штуке, но это уже не из-за него. В отцовской штуке не было любви, но она никогда и не обижала.

От книг пользы не было.

Один, без помощи от мира – оттого, чем мир стал и что значил для него, – Рэнди принял решение. Принял один раз и для одной штуки, остальное еще откладывая на потом, медля.

Таблетка действовала несколько часов, потом эффект сошел на нет. Он принял вторую и проведал мальчика. Рэндалл лежал в постели: малыш затерялся в простынях, дышал медленно, размеренно, глаза открыты.

– Где мама? – спросил он.

Возникли два чувства. Сэму хотелось уничтожить мальчишку и не меньше – подхватить и прижать к себе. Он не сделал ни того ни другого. Он поправил простыни.

– Она ушла очень далеко, – тихо ответил он.

Рэндалл кивнул.

Сэм привел в порядок кабинет. Мальчишка снова копался в книжках. Он вернул все на полки. Лег спать сам. Сон пришел быстро.

На улице, в окрестностях, в окнах еще горел свет. Люди нервно смотрели в телеэкраны. Очередное столкновение, на этот раз – на Ближнем Востоке. Руки ближе сдвинулись к красной кнопке – кнопке, созданной человеком. Президент выступил, и напряжение разрядилось – для некоторых. Мир, каким бы он ни был и каким его создали все люди, пока что остается на месте.

А Сэм видел сон.

Вернулись лица тысячи клиентов и слились в единое больное, невежественное и предвзятое лицо, лицо «никогда не имел» и «никогда не будет», нывшее из-за несправедливости жизни, порождавшей детей, чтобы те жили на разнообразные пособия. Сэм отлично знал это лицо – лицо, просившее о разводе, требовавшее алименты, планировавшее изнасилование, признававшееся в убийстве. Это лицо ненавидело все меньшинства и большинства, где само не было главным, проклинало судьбу и обманывало соцпомощь. Отчасти лицо было знакомым, и он знал его, ведь оно было его собственным.

Сон, основанный на пятнадцати годах работы. Это был не кошмар, потому что куда лучше жизни.

Но сон соответствовал жизни, и в момент пробуждения, если бы Сэм мог сделать рациональный выбор, если бы инстинкт самосохранения не был таким сильным и укоренившимся, он бы выбрал смерть.

Один раз он почти очнулся, но соскользнул обратно в колодец, где был лишь крохотный кружок света. Были там Энн и мальчик. Они касались его мягкими руками. Он повернул их к кружку жизни, и стало видно их лица, и эти лица несли те же отметины, что и лицо его клиентской частички, – жестокие, больные, злые, измученные болью. Их руки все еще касались его, и он в отвращении вырывался. С ужасной болью, хрустом и жжением его вырвало мерзостью изнутри.

Он проснулся.

Реальна была только одна пара рук.

У кровати стоял Рэнди. Руки мальчика легко лежали поперек груди Сэма, неподвижные. В лице что-то проглядывало – осознание, чувство. Сэм не понимал всего, но разглядел удовлетворение, ощущение успеха и, пожалуй, даже любовь. Потом выражение угасло. Мальчик зевнул и снял руки. Ушел, и скоро Сэм слышал шуршание шелкового одеяла в его спальне.

Вернулась судорога пустой боли. Сэм обессиленно поднялся и добрался до кухни, принял еще таблетку и посидел на диване, пока она не подействовала. Проходя обратно мимо детской спальни, он заглянул. Рэнди лежал в кровати, вытянувшись по струнке. Его лоб блестел от испарины. Глаза распахнуты – наблюдали и ждали.

– Я юный, – повторил ребенок жалобно, в пустоту.

– Да, – тихо сказал Сэм. – Такой юный.

– Там была головная штука, – медленно произнес Рэндалл, подыскивая слова. – Делала собачке больно. – Он положил свой маленький пальчик на запястье Сэма. – Рыбки всегда хотели есть. Я им дал. – Он покачал головой. – Вижу слова. Не могу их сказать. – В голосе зазвучала уверенность. –