Черная Песнь - Энтони Райан

С шипением сдвигающегося песка Ваэлин обратил внимание на грузного мужчину в несочетаемых доспехах, который с помощью копья поднимался с ковра из тел, не обращая внимания на кишки, свисающие из зияющей раны в его животе. Он с ненавистью смотрел на Ваэлина, а окровавленные губы шевелились, произнося шепотом молитву во славу Темного клинка. Ваэлин сидел и смотрел, как грузный мужчина приближается, спотыкаясь о трупы своих товарищей по Искупленному, и с каждым мучительным шагом тараторил молитву.

Он остановился в футе или двух от него. Ваэлин обнаружил, что у него нет ни желания, ни сил помешать Искупленному поднять копье, и с холодной отрешенностью наблюдал, как тот пошатывается и готовится к удару. "Вор имен..." - прошипел он, но тут же напрягся, когда что-то быстрое и острое мелькнуло у него за головой и мгновенно окрасилось в красный цвет. Издав почти смешной стон разочарования, грузный Искупленный рухнул на песок, а Ваэлин, наклонив голову, наблюдал, как его лицо судорожно сжимается в такт последним ударам сердца.

"Не лучшее место для отдыха, лорд чужеземец, - посоветовал генерал Дулан, смахнув кровь со своего меча. Он нахмурился, глядя на безответное лицо Ваэлина, затем повернулся и рявкнул на солдат, поднимавшихся на гребень окружающих дюн. "Первая рота, повернуть направо. Вторая - налево, двигайтесь к дороге за дюнами. Арбалетчики выстраиваются в боевой порядок и прикрывают северный фланг. Вперед!"

Его приказ был встречен хором одобрительных криков, и Янтарные полки бегом пронеслись мимо, причем Ваэлин заметил, что клинки многих уже потускнели. "Эти безумные ублюдки пытались остановить нас у кромки воды, - пояснил генерал. "Сформировали достаточно приличный строй, но не знали, как справиться с окружением".

Когда Ваэлин ответил лишь неопределенным кивком, генерал снова нахмурился и протянул руку. Ваэлин озадаченно молчал, а затем ухватился за нее и позволил поднять себя на ноги. "Император повел армию дилетантов прямо к их центру", - сказал генерал, крепко хлопнув Ваэлина по плечу, а затем направился вверх по склону ближайшей дюны. "Судя по всему, это дело почти закончено. Будет жаль пропустить момент его триумфа".

"Император?" спросил Ваэлин, заставив Дулана остановиться на вершине дюны.

На его лице мелькнула досада, после чего он скрылся из виду, добавив: "Кстати, не стоит благодарить меня за спасение твоей иноземной туши".

Бабукир Рейерик лежал под импровизированным навесом на пляже, где высадилась его армия, прежде чем встретить свою гибель в дюнах за морем. Спина его была прислонена к куче песка, и он сидел, глядя на море, пока Луралин обрабатывала его раны, которых было немало. Она получила опеку над братом по милости императора, дарованной в знак признания ее мужества и потерь в этот день, день его величайшей на сегодняшний день победы. Ваэлин слышал, как выкрикивали увещевания объединенные сехтаку Аскирана и Накирана, присягая на верность во время официальной церемонии на поле триумфа. Сегодня погибла почти половина сехтаку острова, поэтому ликование и пыл оставшихся в живых казались чужому уху Ваэлина странными. Но в искренности их верности новому императору сомневаться не приходилось. Преданность, завоеванная на поле боя, всегда самая пылкая.

"И они не сказали тебе, что это?"

Ваэлин повернулся и увидел, что Шерин держит флакон с эликсиром у своего носа, а ее брови изогнуты дугой, когда она пытается разглядеть содержимое. Несмотря на то что она была, возможно, ближайшим доверенным лицом императора, ей, как и другим иностранцам, посоветовали держаться подальше от церемонии. Когда солнце померкло, она пришла разделить трапезу, приготовленную Сехмоном, который провел вторую половину дня, ухаживая за ранеными. Сехмон показал себя умельцем в кулинарии: он раздобыл различные ингредиенты, чтобы приготовить вкусное и сытное говяжье рагу, которое большинство из них съели с удовольствием, несмотря на неприятные миазмы, исходившие от близлежащих дюн.

Все костры были потушены, но дым продолжал витать в воздухе, источая запах, присущий насильственной смерти. Ваэлин и раньше наблюдал, как выжившие в различных сражениях наедались до отвала. Близость к смерти порождает голод и желание, подумал он, глядя, как Эллеси сжимает руки Сехмона, а на щеках у него выступает мясо. Заметив взгляд Ваэлина, она быстро отвела глаза, отпустила руку Сехмона и вернулась к еде. Она старательно избегала его с тех пор, как он вынырнул живым из клубящегося дыма. То, что она увидела в его лице после смерти Джихлы, явно пришлось ей не по вкусу.

"Нет, - сказал он, снова повернувшись к Шерин. "Но я полагаю, что его сила ослабевает. Брат Киш-ан утверждает, что у него ограниченный запас и нет возможности приготовить что-то более эффективное".

Шерин вернула пробку на флакон и наклонила его, изучая, как свет огня освещает содержимое. "Если я хочу создать улучшенную версию, мне нужно знать, от какого недуга она предназначена".

Ваэлин на мгновение задержал на ней осторожный, но пытливый взгляд, а затем перевел глаза на Эрезу. Она сидела отдельно от остальных, сгорбившись, на берегу. Они положили тело Джихлы рядом со многими другими, павшими от рук орды в этот день, - длинные, аккуратные ряды зачехленных трупов, ожидающих погребения или кремации по обычаям их народов и вероисповеданий. Шталхасты и Искупленные все еще лежали в основном там, где пали, хотя группа местных крестьян была занята тем, что обшаривала трупы на предмет ценностей, прежде чем утащить их. По-видимому, традиционное обращение с павшими врагами на этом острове заключалось в том, чтобы вечером скормить их молотоголовым акулам, заполонившим многочисленные бухты.

"Сегодня, - сказал Ваэлин Шерин, не отрывая взгляда от одинокой Эрезы, - я убил много людей и почти ничего не помню об этом, кроме радости, которую это мне доставило. А вот этого, - он поднял руку, демонстрируя дюжину порезов, некоторые из которых были настолько глубоки, что требовали наложения швов, - я не чувствовал". Он опустил руку и опустил лицо, не зная, как она отреагирует на то, что последует дальше. Однако холодное безразличие, которое, казалось, стало нормой после того, как черная песня взяла свое, сохранялось достаточно долго, чтобы он мог это сказать. "Ахм Лин получил смертельную рану после Кешин-Кхо. Он умолял меня выпить его кровь, чтобы я мог вновь обрести свою песню. Я так и сделал".

В ее взгляде не было ни удивления, ни гнева, которого он ожидал, лишь мрачная гримаса человека, услышавшего подтверждение своих