Черная Песнь - Энтони Райан

подозрений. "Ахм Лин всегда был самым щедрым из друзей, - сказала она, откашлявшись, чтобы прогнать хрипоту из своего голоса. "Но его дар вызывает такие", - она сделала паузу, и он понял, что она пытается избежать слова "безумие", - "трудности?"

"Думаю, да. Эта песня не моя, или, по крайней мере, она не похожа на мою. То, что она заставляет меня делать..." Он опустил глаза и посмотрел на едва тронутое рагу в своей миске, после чего бросил ее на песок. "Эликсир, который мне дали в храме, помог на время, но он слабеет, а песня становится все сильнее".

"Очень хорошо". Шерин положила флакон в кожаный ранец у своих ног. "Мне понадобится день или два, чтобы изучить его. Определить содержимое лечебного снадобья не всегда просто".

"Я буду благодарен за любую помощь". Он поднялся и направился к берегу, но тут его осенило. "Мальчик?"

"Его зовут Сайкир; было бы неплохо, если бы ты его использовал. Спасибо, он стал гораздо спокойнее. Хотя к Улькару он все еще не подходит, а Най Лиан, кажется, с удовольствием играет с кем угодно. Май присматривает за ними".

"Май?"

"Матушка Вен. Похоже, она решила отказаться от своих обетов и больше не будет подчиняться своему титулу".

"Война всегда была величайшим испытанием веры". Его взгляд задержался на лице Шерин. Рассказ Май содержал не только сведения о планах Темного клинка. "Шо Цай... ." - начал он, но она прервала его.

"Погиб в Кешин-Хо". Лицо Шерин было напряженным, голос - резким и лишенным эмоций. "Что-то другое носит его лицо и тело. Вот и все".

"Их можно изгнать". Ваэлин заколебался, прежде чем продолжить, опасаясь, что может дать ложную надежду. "Я видел, как это делается. У королевы Лирны было лонакское снадобье, способное вернуть душу в тело, на которое претендовали слуги союзника".

Ее лицо оставалось закрытым, а взгляд - отстраненным: "Твоя королева далеко, и эта война еще не выиграна. Я не могу позволить отвлекаться, Ваэлин. Не сейчас".

Он кивнул и отвернулся, перейдя на сторону Эрезы. Она бросила на него короткий взгляд и кивнула в сторону моря. Вечерний прилив усиливался, нагоняя высокие волны на берег, за которым находился Нефритовый флот. "Они бежали", - сказала она. "Корабли Темного клинка. Как только император появился в поле зрения, они все уплыли".

"Разумное решение", - сказал Ваэлин. "И, несомненно, принятое до того, как они отплыли в Кантоны. Они понадобятся Темному Клинку, когда он вернется". Это нападение было не более чем грандиозным фарсом".

"Значит, - в голосе Эреза прозвучала горечь, - Джихла погибла ради фарса".

"Она погибла, сражаясь с врагом, которого ненавидела, чтобы другие могли жить. В этом есть некоторое утешение".

"Утешение". Эреза рассмеялась, и этот слабый звук быстро поглотил шум прибоя. "Слово, не имеющее эквивалента в языке Шталхаста. Для них есть только боль или удовольствие, и ничего между ними. Я думаю, что именно их малодушие, а не жестокость, заставило Джихлу так ненавидеть их, еще до того, как наша госпожа пришла разорвать наши цепи, еще до того, как мы увидели Темного Клинка и поняли, что он величайший из обманщиков. Мы никогда не чувствовали его, понимаете? Приманку его любви. Для нас он был просто худшим из Шталхастов, воплотившимся в плоть. Меня всегда удивляло, что он позволил нам жить".

"Он нуждался в тебе, в твоих дарах".

"Как и ты, как и император".

"Здесь ты не рабыня. Ты сражаешься, потому что хочешь..."

"Я сражаюсь за нее". Эреза резко обернулась к Луралин, которая все еще ухаживала за умирающим братом под навесом. "И за семью, которую я потеряла". Голос Эрезы стал гуще, плечи ссутулились, и она дала волю слезам. Ваэлин присел рядом с ней, пока ее неглубокие, хриплые рыдания не стихли.

"Когда-то у меня была семья, - сказал он ей. "Семья из пяти братьев, и, как и ты, я ее потерял. Но, - он кивнул в сторону костра, у которого сидели Алум, Эллеси, Сехмон и остальные, - мне посчастливилось найти другую. Ты должна поесть".

Она глубоко вздохнула, вытерла глаза и, кивнув, поднялась, чтобы присоединиться к трапезе. Он наблюдал, как Сехмон накладывает тушеное мясо в миску, а Эллеси освобождает для нее место и бросает на него быстрый осторожный взгляд. В выражении ее лица смешались неуверенность и хорошо скрываемый страх, что вполне объясняло ее стремление избегать его. Больше всего на свете она ненавидела бояться.

"Ты все не так помнишь...", - услышал он слова Бабукира, произнесенные низким голосом, который был не более чем стоном, полным боли. "Обвар украл Грея. Я украл белого жеребца. Вот почему Тельвар пытался убить меня... в тот первый раз, во всяком случае..."

Ваэлин остановился в нескольких шагах от убежища, встретив запрещающий взгляд Луралин. Он хотел было расспросить ее брата, но, увидев жесткий вызов на ее лице, решил, что она должна быть снисходительна. К тому же он сомневался, что Бабукиру есть что рассказать, чего он еще не знает.

"Кельбранд не позволил бы ему, - улыбнулась Луралин, затягивая повязку на голени Бабукира жестом, который Ваэлин расценил как театральное утешение. Грудь ее брата была пробита несколькими арбалетными болтами, а живот пронзен копьем до позвоночника. Никакие швы и повязки не могли его спасти, и то, что он все еще цеплялся за жизнь, казалось чудом.

"Зачем убивать собаку, - сказал Бабукир, выкашливая на грудь темную мокрую жижу, - если она еще может укусить? Так он сказал".

"Так он и сказал". Луралин взяла тряпку, чтобы стереть красное пятно, затем смочила ее в воде и приложила ко лбу.

"Он когда-нибудь... позволял тебе?" спросил Бабукир, глядя на сестру с глубоким, полным нужды блеском в глазах.

"Позволял?" - спросила она.

"Прикоснуться... к камню. Он не позволил мне... Хотя я умолял его".

Она покачала головой. "Я никогда не хотела".

Бабукир застонал, слабо подергивая грудью в попытке рассмеяться. "Луралин и Кельбранд... всегда получали так много... просто за то, что родились. А мне доставалось только дерьмо..."

Ваэлин увидел, как на лице Луралин промелькнула давно затаенная обида, прежде чем она снова улыбнулась. "Неправда, брат. Если я правильно помню, всегда было много девушек, готовых дать тебе все, что ты просил".

"Из-за... него. Из-за его крови. Вот чего они... хотели. Лживые сучки..."

Его грудь запульсировала с новой силой, а тело сотрясла серия хриплых, с примесью крови кашлей. Луралин попытался влить ему в рот смесь вина и красного цветка, но он выкашлял ее прежде, чем