Красный газ. Россия и возникновение энергетической зависимости Европы - Пер Хогселиус

более амбициозные планы – протянуть новый экспортный газопровод из Грайфсвальда на запад через территории Северной Германии и Нидерландов, а оттуда проложить по дну моря еще один газопровод – до побережья Англии. Такой расширенный балтийский проект кроме всего прочего мог бы дать Газпрому дополнительный доступ к голландским топливным хранилищам, что стало бы ключевым фактором в обеспечении безопасности поставок российского газа в Западную Европу и в деятельности Газпрома на становящемся все более либеральным газовом рынке Евросоюза. В 2003 г. между Великобританией и Россий был подписан «двойственный энергетический пакт», одним из пунктов которого была предварительная договоренность о совместном создании новой экспортной системы на основе принципов, изложенных в этом документе[46].

В течение первых нескольких лет XXI в. казалось, что отношения между Россией, Украиной и Беларусью по газовым проблемам стабилизировались, в связи с чем отпала необходимость в срочной реализации балтийского проекта. Основной акцент переместился на расширение белорусско-польского транзита за счет строительства вдоль этого маршрута дополнительного газопровода. Однако после начавшихся в 2004 г. дебатов между Россией и Беларусью по поводу газа и происшедшей на Украине политической революции балтийский проект получил дальнейшее развитие. В сентябре 2005 г. была достигнута «принципиальная договоренность» о прокладке газопровода по дну Балтийского моря, в результате чего была создана компания North European Gas Pipeline Co. (NEGP). Изначально это было российско-германское совместное предприятие, в котором 51 % акций принадлежал Газпрому, 24,5 % – компании Ruhrgas, которая к этому времени стала частью более крупной компании E.ON, и 24,5 % – компании BASF, владеющей Wintershall. NEGP заявила, что ставит перед собой задачу к 2010 г. ввести в эксплуатацию газопровод длиной 1200 км. Ранее предполагалось, что окончательная пропускная способность этого газопровода составит 27,5 млрд кубометров в год, но к этому времени уже делались предварительные прикидки, что мощность можно будет удвоить, добавив вторую параллельную трубу[47]. В 2007 г., когда компания NEGP уже называлась Nord Stream AG, три первоначальных партнера заключили договор, благодаря которому нидерландская компания Gasunie выкупила у двух германских компаний 9 % акций[48].

Вскоре после подписания в 2005 г. договора возникли обстоятельства, с новой силой подтвердившие необходимость прокладки газопровода по дну Балтийского моря. Возник еще один серьезный конфликт, который поставил под угрозу экспорт российского газа через Украину. 1 января 2006 г. поставки газа на Украину вновь прервались, что в очередной раз оказалось тяжелым ударом для нескольких импортеров в Центральной и Западной Европе. Оранжевая революция и избрание на пост президента В. Ющенко, занимавшего отчетливо прозападную позицию, дополнили этот кризис мощным политическим компонентом. На какое-то время этот кризис удалось погасить в результате переговоров по поводу долгов и цен на газ, однако в течение последующего периода аналогичные кризисы в поставках газа постоянно преследовали страны как Восточной, так и Западной Европы. В январе 2009 г. кульминацией российско-украинского кризиса стало более масштабное прекращение подачи газа, что так или иначе повлияло практически на все европейские страны. Никогда еще Западная Европа не испытывала таких тяжелых последствий от срыва поставок газа из России, как в этот раз.

Тем временем началось движение против запланированного строительства газопровода по дну Балтийского моря. Особую активность проявляли страны, через территории которых должны были прокладываться газовые линии. Швеция и Эстония выступили с критикой проекта, в связи с тем что он мог оказать негативное влияние на и без того уязвимую экосистему Балтийского моря. Кроме того, вокруг проекта шли споры по поводу геополитических и даже военных аспектов. Наиболее жесткую позицию в этих дебатах занимала Польша, которая утверждала, что «Северный поток» лишит всякой перспективы строительство второй европейской транзитной газовой линии. Польский министр иностранных дел Р. Сикорский язвительно назвал этот проект «газопроводом Молотова – Риббентропа», поскольку, с его точки зрения (и так думал не только он), этот проект вызывал в памяти ассоциации с постыдным советско-германским пактом, заключенным в 1939 г.[49]

Не в последнюю очередь благодаря таким провокационным инсинуациям по поводу нового транзитного проекта торговля газом между Востоком и Западом вернулась в ту точку, откуда она начиналась. Ведь именно в результате пакта Молотова – Риббентропа СССР смог в 1944 г. аннексировать Галицию, в то время являвшуюся главным газо-и нефтедобывающим регионом Европы. Система магистральных газопроводов начинала формироваться еще в Галиции, а новые границы, установленные по условиям договора Молотова – Риббентропа, превратили эту систему в международную газовую систему, что дало возможность СССР впервые начать экспорт природного газа. Газ с тех же месторождений в Галиции начал экспортироваться сначала в Чехословакию в 1967 г., а затем в Австрию в 1968 г. Учитывая, что география газа конца 1960-х гг. не позволяла СССР заниматься экспортом из других газодобывающих регионов, эти первые контракты, скорее всего, и не были бы подписаны, если бы Галиция не была включена в состав СССР в соответствии с границами, оговоренными в пакте Молотова – Риббентропа.

12. Заключение

В журнале Oil and Gas Journal от 28 августа 1961 г. была опубликована статья под заголовком «Попадет ли Европа в зависимость от российского газа?». В то время это выглядело весьма экстравагантным предположением. Если кто-то из специалистов и обратил внимание на эту статью, то мало кто из них верил, что импорт красного газа когда-нибудь станет реальностью, не говоря уже о зависимости от него. В пользу этого свидетельствовало несколько факторов.

По сути природный газ для большинства европейских стран все еще был непривычным источником энергии и по этой причине играл самую незначительную роль в энергетических дискуссиях. Таким образом, думать о природном газе как о топливе, вызывающем зависимость, было по меньшей мере преждевременно. Если в начале 1960-х гг. и обсуждался вопрос энергетической зависимости, то главным образом в связи с импортом нефти. И если некоторые европейские страны и начали проявлять интерес к природному газу, то только потому, что их целью было избегнуть зависимости от нефти.

Кроме того, когда европейцы задумались об импорте газа, в первую очередь их взоры обратились к Алжиру, который больше всего подходил на роль поставщика природного газа. Если Советский Союз и рассматривался в этом контексте, то было совсем не очевидно, что он располагает достаточным количеством газа, чтобы отправлять его на экспорт. А если бы такая возможность и существовала, то не было никакой уверенности, что СССР в принципе захочет экспортировать газ. Огромные газовые месторождения в Сибири – сибирское газовое Эльдорадо – еще не были открыты, а украинский газ шел, скорее, в восточном, чем в западном, направлении.

Более того, имелся ряд политических факторов, которые опровергали возможность появления зависимости от советского газа в