Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

переправы через Ворсклу или Днепр. Последующие два дня он обследовал берега Ворсклы, пока не узнал от какого-то казака, что возле местечка Переволочна, при впадении Ворсклы в Днепр, имеется брод, по которому можно пересечь Днепр на телегах. Гилленкрок бросился туда, но его ждало разочарование: никакого брода там не оказалось, Днепр в этом месте был довольно широк, леса вокруг не было, а для строительства паромов и плотов имелось всего лишь несколько десятков бревен, валявшихся на берегу, да маленькая деревянная часовенка, тотчас разобранная шведами. Однако искать другое место для переправы было уже поздно. Утром 30 июня к Переволочне прибыл Карл со всей армией, за которой по пятам продвигались драгуны Меншикова.

Левенгаупт осмотрел местность и нашел, что она похожа на ловушку: шведы с трех сторон — запада, юга и востока — были окружены широкими водными потоками — Псёлом, Днепром и Ворсклой. Главнокомандующий был полон дурных предчувствий. Он бесконечно устал от этой войны, ему надоели поражения (да и победы тоже), он больше не желал видеть кровь и смерть, слышать людские стоны. Он молил Бога, чтобы все это быстрее закончилось — спасением или гибелью, так или иначе, но только поскорее…

Устав бродить по берегу, Левенгаупт прилег отдохнуть. Он снял шляпу и с наслаждением растянулся на траве, с благодарностью скандинава ощущая на всем теле мягкие лучи нежаркого утреннего солнца. Внезапно, бросив взгляд на свою шляпу, он испуганно отпрянул — шляпа ползла прямо на него! Левенгаупт не сразу понял, в чем дело, пока не заметил, что из-под шляпы торчит бурый, с черным кончиком, хвост горностая. Поймав зверька, Левенгаупт призадумался. Это Божий знак — они в ловушке. Забрались в нее сами, как этот глупый зверек. Он приподнял шляпу — горностай выскользнул из-под нее и исчез в траве. Помоги, Господи, и им благополучно выбраться из этого проклятого места!..

Тем временем солдаты, не слушаясь своих командиров, пытались самостоятельно переправиться на другой берег Днепра. Драгуны на лошадях бросались в воду большими группами — человек по 10–20: до берега доплывало двое-трое… Менее смелые, а их было большинство, толпились на изрытом прибрежном песке в страхе и унынии.

Отчаяние овладело всеми, кроме короля. Его лихорадка прошла, и Карл вновь рвался в бой. На военном совете, состоявшемся ближе к вечеру, он заявил, что даст русским сражение. Гилленкрок поспешно возразил, что при первом появлении врага армия разбежится. Карл самоуверенно улыбнулся. Пустые страхи! Как только солдаты увидят его верхом на лошади, они станут сражаться так же храбро, как и прежде. Нет, настаивал Гилленкрок, его величеству следует подумать о себе и скорее переправиться через Днепр; армия, как только сможет, последует за ним. Левенгаупт, глядя в пол, мрачно вставил:

— Ничего другого не остается, как сдаться или умереть.

— Но сначала грянет бой! — не унимался Карл.

Левенгаупт, насупившись, промолчал. Оправдывались его худшие ожидания. Всех их ждет рагнарёк[45]. Следует как можно быстрее удалить этого неуемного вояку подальше от армии.

Остальные генералы думали так же. На короля обрушился целый шквал увещеваний и уговоров позаботиться о собственной безопасности. С русскими как-нибудь справятся и без присутствия его величества. Но что будет, если, не дай бог, армию постигнет неудача? Шведский король в руках у царя — какой позор для них, его верноподданных! Карл, подумав, уступил. Условились, что король с небольшим отрядом двинется в Очаков, где будет ждать прибытия остальной армии. Оттуда рукой подать до корпуса Крассова и войск Станислава Лещинского — и под началом его величества вновь будет прекрасная армия в 40 000 штыков и сабель.

В полночь Карл, два десятка офицеров, полсотни драбантов и шестьсот драгун переправились на другой берег Днепра. Мазепа, неведомо где раздобывший лодки, уже ждал его там с несколькими сотнями казаков.

Сойдя на берег, Карл сел в коляску и, не оглядываясь, пустился в путь. А оглянуться стоило, — чтобы в последний раз увидеть свою армию.

Как только король сел в лодку, Левенгаупт с облегчением вздохнул — бойни не будет. Он решил утром отвести войско на восток, к Ворскле, которая была уже Днепра, и поискать место для переправы. Но на рассвете генерала разбудила перестрелка на шведских аванпостах: Меншиков все-таки успел к Переволочне.

У Левенгаупта опустились руки. Он проехался вдоль расположения своих войск, изучая обстановку. Картина была безрадостная. Половина армии толпилась на берегу Днепра, пробуя переправиться вплавь или на наспех сооруженных плотах из каких-то прутьев. Те же, кто оставался под знаменами, пребывали в каком-то оцепенении — они не отвечали на вопросы Левенгаупта и смотрели на него так, будто он рехнулся.

Левенгаупт не знал, что Меншиков привел с собой всего 9000 драгун и Семеновский полк, посаженный в седла кавалеристам; светлейший не знал, сколько шведов скопилось на берегу. Неведение относительно сил противника удручало одного и придавало дерзости другому. Шведским парламентерам, пытавшимся предложить перемирие, Меншиков отвечал, что имеет от царя указание принять от шведского командования полную капитуляцию, а в случае отказа — всех перебить. Светлейший дал шведам час на размышление.

Левенгаупт мучился в тяжелых раздумьях. Он чувствовал вину перед пехотой, невольно загубленной им под Полтавой; теперь же он должен был решить участь оставшейся армии. Брать на себя одного такую ответственность он не хотел и потребовал, чтобы груз окончательного решения разделила с ним вся армия. Он отдал самый странный приказ, который когда-либо исходил от главнокомандующего: опросить солдат, желают ли вступить с неприятелем в бой или склонны положить перед ним оружие. Офицеры недоуменно переглянулись; солдаты и вовсе растерялись. Прежде их никогда не спрашивали, а только командовали: вперед! Зачем же спрашивают теперь? Большинство ответили на вопрос опасливым молчанием или дали уклончивый ответ.

В это время от Меншикова прибыли барабанщик с офицером. Нужно было что-то решать. Левенгаупт созвал полковников и приказал готовиться к капитуляции.

Половина шведской армии облегченно вздохнула, половина стиснула зубы от ярости; многие рыдали. В полдень шведские колонны потянулись к русскому стану и сложили оружие перед Семеновским полком. Война для них окончилась навсегда.

К Меншикову каждые полчаса приносили списки пленных. У светлейшего лезли глаза на лоб от удивления. Пять тысяч, десять, шестнадцать! Мама дорогая, да ведь они могли раздавить его, как блоху! Ну да видно, Господь не попустил. Счастлив светлейший на придворном паркете, счастлив и в баталиях.

Все это время драгуны избивали на берегу запорожцев, которых Левенгаупт согласился выдать русским. Казаков ловили вместе с их семьями, сгоняли в кучи и забивали, как скотину. Кто-то из них сопротивлялся, кто-то искал