Операция «Барбаросса»: Начало конца нацистской Германии - Джонатан Димблби

23 ноября Гудериан решил развеять иллюзии фон Бока относительно состояния 2-й танковой армии. Он не приукрашивал положение вещей: его солдаты измотаны, у них нет зимнего обмундирования, они голодны и им не хватает танков и пушек. У него больше не было ресурсов для выполнения поставленных задач (нейтрализовать Тулу, а затем двигаться на северо-восток, чтобы начать окружение Москвы). Поэтому соответствующие приказы, по его мнению, следовало отменить, а 2-й танковой армии разрешить перейти к обороне. Фон Бок тут же позвонил Браухичу, а Гудериан, слушая разговор через наушник, следил за тем, чтобы его точку зрения верно донесли до главнокомандующего сухопутными силами. Браухич выслушал, но наотрез отказался уступить. По словам Гудериана, «главнокомандующий сухопутными войсками, по всей вероятности, не был свободен в принятии решения. В своих ответах он старался обойти наиболее трудные вопросы. Отклонив мои предложения, он приказал продолжать наступление»[1154].

Разрыв между тем, что ОКХ продолжало требовать от войск фон Бока, и тем, на что они теперь действительно были способны, стал почти непреодолимым. Гальдер, по-прежнему одержимый идеей дойти до Москвы к Рождеству, как еще недавно мечтал сам фон Бок, был не готов взглянуть правде в глаза, как и уступчивый Браухич. 18 ноября, получив от фон Бока мрачную оценку реального положения дел на фронте, начальник штаба сухопутных сил возразил: «[М]ы должны понимать, что у противника дела обстоят гораздо хуже, чем у нас, и что эти сражения не столько вопрос стратегического руководства, сколько вопрос энергии»[1155]. Оба тезиса Гальдера вскоре должны будут подвергнуться серьезной проверке.

Советские командиры испытывали не меньшее беспокойство. 14 ноября Жукова вызвали к телефону. На линии был Сталин. Он спросил командующего Западным фронтом, когда, по его мнению, войска фон Бока возобновят наступление на столицу. Жуков ответил, что ожидает начала атаки в ближайшее время с северо-запада по направлению к Клину и Истре (85 и 50 километров от Москвы соответственно), а в случае, если Гудериану удастся обойти Тулу, то атака последует и с юго-запада.

Неудачи первых четырех месяцев войны стоили Красной армии ужасных потерь 3 млн человек. Эти потери удалось частично восполнить массовой мобилизацией призывников и резервистов. Но еще большее значение имел стремительно растущий поток подкреплений с территорий к востоку от Урала, и в особенности из Сибири, которой больше не угрожало вторжение японцев. К концу ноября численность Красной армии достигнет 4 млн человек. Но в начале месяца 1500-километровый фронт от Ленинграда до Ростова защищали всего 2,2 млн солдат. Угроза по-прежнему была велика.

Жуков, командующий недавно сформированным Западным фронтом, был далек от благодушия. Притом что четыре армии (22-я, 29-я, 30-я и 31-я) под командованием генерала Конева были развернуты под Калинином для защиты северного фланга, а две армии (3-я и 13-я) под командованием Тимошенко прикрывали фронт с юго-запада, Жуков располагал еще шестью армиями (5-й, 16-й, 33-й, 43-й, 49-й и 50-й) для отражения главного удара немцев с западного и северо-западного направлений. С момента назначения он занимался усилением, переформированием и передислокацией своих сил, размещая их на ключевых участках вдоль 600-километровой линии фронта. Под его жестким личным руководством ополчение численностью 65 000 человек теперь защищало многослойное кольцо обороны вокруг самого города. Ставка в спешке формировала значительный резерв в девять армий, используя подкрепления с Дальнего Востока.

Однако Жуков по-прежнему считал, что его армии недостаточно сильны, чтобы наверняка остановить танки группы армий «Центр». Поэтому он был недоволен, когда Сталин приказал провести серию крупных отвлекающих операций, чтобы сорвать последний натиск на столицу, который в ближайшее время готовился начать фон Бок. «Западный фронт свободных сил не имеет, – предупреждал его Жуков. – У нас есть силы только для обороны». Сталин не был удовлетворен и продолжал настаивать на своем. Жуков повторил еще раз: «Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками». Раздражение Сталина нарастало: «Ваш фронт имеет шесть армий. Разве этого мало?» И вновь Жуков стал возражать. Сталин оборвал разговор: «Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером»[1156][1157]. Он положил трубку. Через 15 минут член Военного совета армии Жукова Николай Булганин в спешке прибыл к нему в кабинет. «Ну и была мне сейчас головомойка!» – сказал он, пояснив, что Сталин только что позвонил ему со словами: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!»[1158][1159]

Жуков не мог больше медлить. Через два часа он созвонился с командующим 16-й армией генерал-лейтенантом Константином Рокоссовским, который был одним из самых прославленных военачальников Красной армии. Проявив себя на фронтах Гражданской войны, Рокоссовский был арестован во время сталинского Большого террора. Обвиненный в измене, в тюрьме он подвергался жестоким пыткам, но отказался подписывать признание и получил отсрочку. После фиаско Зимней войны с Финляндией он вскоре вновь был на фронте, служа под началом маршала Тимошенко (который сменил опозорившегося Павлова в должности командующего Западным фронтом). За его храбрость и умение принимать важные тактические решения Сталин назначил его на высокую должность, несмотря на прошлые обвинения в измене. Но Жуков был не расположен к обмену любезностями. Даже по его собственным меркам он вел себя агрессивно, безапелляционно приказав Рокоссовскому немедленно контратаковать 4-ю танковую группу Гёпнера, которая готовилась снова перехватить инициативу. К тому времени Рокоссовский тщательно подготовил глубокую оборону. Зная, что его силы уступали противнику по численности и огневой мощи, он считал наступление рискованной и опрометчивой идеей. Он попросил отменить или хотя бы отложить приказ. Ему отказали. Рокоссовский почувствовал себя оскорбленным и униженным: «Чем руководствовался знавший обстановку комфронта [Жуков], давая такой приказ, мне и до сегодняшнего дня непонятно»[1160].

16 ноября Рокоссовский послал своих солдат в бой. Ценой огромных потерь им удалось продвинуться примерно на 3 километра, после чего превосходящая мощь немцев заставила их остановиться. Вынужденный задействовать две кавалерийские дивизии, чтобы удержать линию фронта, Рокоссовский следом вызвал конную дивизию – 44-ю «монгольскую» – в надежде, что ей удастся прорваться сквозь танки и артиллерию противника. Словно в реконструкции битвы времен Крымской войны, три ряда кавалерии понеслись галопом на немецкие позиции по полю, покрытому плотным слоем снега. Пригнувшиеся вперед всадники с блестящими саблями наголо скакали прямо навстречу ураганному огню противника. Изумленный немецкий солдат, служивший в 106-й пехотной дивизии, так описывал последовавшую за этим бойню:

Первые снаряды разорвались в середине их строя, и вскоре над ними повисло густое черное облако. В воздух взлетели разорванные куски людей и лошадей, и было трудно отличить одно от другого. Обезумевшие лошади дико метались в этом аду. Горстку выживших добили огнем артиллерии и пулеметов. А затем из леса в атаку помчалась вторая волна всадников. Было невозможно представить, что после истребления первых эскадронов кошмарное зрелище повторится. Но наши орудия уже пристрелялись по цели и уничтожили вторую волну кавалерии еще быстрее, чем первую[1161].

Немцы заявили, что перебили 2000 человек, не потеряв ни одного из своих. Жуков, больше озабоченный своими неприятностями в отношениях со Сталиным, чем размышлениями о том, что ради спасения своей карьеры (а вероятно, и жизни) он прогнулся под советского лидера, лишь заметил в попытке оправдаться: «Эти контратаки, производимые главным образом силами кавалерии, разумеется, не имели никаких серьезных последствий, так как не были достаточно сильны, чтобы нанести урон ударным силам противника. Контратакующие войска понесли потери, и в критический момент их не оказалось там, где они были нужнее всего»[1162].

Как и опасался Рокоссовский, на 16-ю армию были брошены передовые части усиленной 4-й танковой группы немцев, и ей вновь