Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

на втором – в середине XIX в. Треть шотландского населения проживала в городах. Урбанизация имела далеко идущие последствия для всего развития Шотландии, сказавшись во всех ее отдаленных уголках, таких как Гебридские, Оркнейские, Шетландские острова на севере и западе, а также отдаленные фермы Лоуленда. Ненасытные требования этого урбанизационного процесса в еде, сырье, рабочей силе изменили экономические и социальные отношения повсюду в Шотландии. Спрос на рыбу, виски, скот, минеральные ресурсы трансформировал гэльское сообщество, разрушив традиционное хозяйство, подчинив процесс производства, как и древние социальные отношения, новым императивам, связанным с получением прибыли. Параллельно традиционные отношения между клановой элитой и рядовыми клансме-нами постепенно разлагались по мере развития фабричного производства и рыночного давления с юга. На протяжении жизни менее чем двух поколений в Зайленде произошел переход от кланового к рыночному хозяйству.

Масштабы и скорость этой трансформации были не менее заметны и в сельскохозяйственном Лоуленде. Помимо прочих процессов, влияние на лоулендерскую трансформацию оказало то, что после 1780 г. в результате процесса урбанизации и общей коммерциализации стали повышаться цены на зерно. За 20–30 лет после 1760-х гг. сельская местность до неузнаваемости изменилась в результате строительства новых ферм, дорог, разбивки полей. В результате объединения земельных владений с 1760 по 1815 г. крупные фермы, принадлежащие одному хозяину, стали нормой в равнинной Шотландии.

Показателем изменений стал и поразительный рост уровня потребления среди шотландской аристократии и джентри, который также определял облик шотландской экономики этого периода, что в свою очередь повышало стоимость шотландских земель на протяжении XVIII в. Всего лишь в течение нескольких десятилетий в Шотландии сложилась ситуация, при которой социальный статус стал определяться не местом в клановой структуре, а экономическим благосостоянием. Богато обставленные дома и роскошные поместья сельской аристократии были не только показателем моды, но свидетельством того уровня, который занимает их владелец в социальной иерархии. Огромное количество сельских поместий в Шотландии строилось и перестраивалось в этот период. Это было время, когда архитекторы братья Адам выполнили свои лучше работы, значительная часть которых была связана с перестройкой бывших домов-крепостей и укрепленных жилищ, построенных ранее в неспокойную эпоху XV и XVI веков. Большое количество домов сельской аристократии в конце XVIII в. было построено по чертежам. Подавляющая часть того, что построил Роберт Адам, была выполнена для лэрдов, хотя свои наиболее известные дома он построил для знати[685]. Изменялось и внутренне убранство – если в начале XVIII в. внутренний интерьер домов лэрдов был крайне прост, то уже полвека спустя широко использовался орнамент, лепка, роспись. Ресурсы для этих обновлении поставлялись за счет увеличившейся ренты с поместий, приносящих прибыль в результате улучшений и расширения рынков сбыта.

Значительные изменения происходили и на макроэкономическом уровне. Уния 1707 г. оформила и военно-налоговое государство, которое уже к концу XVII в. было готово в имперской экспансии. На протяжении XVIII в. 75–80 % государственных доходов тратилось на военные нужды или на обслуживание долга, возникшего в процессе ведения предыдущих войн. Флот был жизненно важен, но он был дорог. Начиная с 1650-х гг., английское государство ведет политику расширения своих экономических и военных ресурсов, увенчавшуюся унией. Англия, более успешная в решении финансовых вопросов часть британского государства, становилась примером для своей северной соседки.

Цена финансовой революции заключалась в повышении налогов, особенно таможенных, что привело к увеличению таможенного бремени и, как следствие, развитию контрабанды. Шотландские налоги росли особенно быстро на товары, пользующиеся массовым спросом, например, в 1711 г. выросли налоги на соль и лун, а в 1725 – на солод. Правда, вплоть до последней четверти XVIII в. 80 % этих налогов оседало в самой Шотландии, покрывая возросшие потребности ширящейся администрации[686]. Более того, до 1780 г. Вестминстер очень осторожно подходил к решению шотландских вопросов, опасаясь новых всплесков якобитского протеста, и в середине века средний налог на душу населения в Шотландии, как и в Уэльсе, был ниже, чем в Англии. Шотландская таможенная служба была гораздо менее эффективна, чем английская, собирая меньше таможенных поступлений и не имея возможности бороться с незаконной торговлей и неплатежами. В первые два десятилетия после унии табачные купцы из Глазго уплатили лишь половину тех налогов, которые им полагались. Записи шотландского таможенного управления демонстрируют высокий уровень нападений на служащих, собирающих налоги[687].

Но даже повышение налогов, с которым шотландцы столкнулись в конце XVIII в., не лишало элиту тех преимуществ, которые ей дала уния. Положительные последствия морской защиты своих торговых интересов были для шотландских купцов очевидны. Но еще более важными были возможности, открывшиеся перед шотландскими землевладельческими классами, которые были хозяевами Шотландии в тот период. Шотландские аристократы теперь могли предоставить возможность своим потомкам не только получать высокую прибыль, занимаясь торговлей, но и повышать их социальный статус. Шотландские поместья, наследуемые по мужской линии старшими сыновьями, теперь обретали хозяев, которые в равной степени могли быть и землевладельцами и торговцами, тогда как их младшие братья становились военными, докторами, морскими офицерами и колониальными чиновниками. Это была основа социальной динамики, которая на протяжении столетий позволяла шотландцам делать карьеру в рамках Британской империи, что компенсировало им утрату таких возможностей в Европе. На протяжении нескольких предыдущих веков именно европейское направление в карьере было основополагающим для Шотландии, там они находили себе службу – в Польше, России, Дании и т. д. Однако к концу XVII в. европейское направление сулило гораздо меньшие возможности, чем это было еще несколько десятилетий назад. И утрата прежних перспектив вынуждала шотландцев искать новые прибыльные места.

В 1680-е гг. возникла идея создать шотландскую колонию в восточном Нью Джерси. В этом проекте доминировали землевладельцы восточных графств Шотландии, особенно северо-восточные фамилии, в прошлом занимавшие важные посты и торговавшие со Скандинавией, которые планировали заложить землевладельческую колонию. Среди тех, кто участвовал в этом начинании, был высокий процент младших сыновей северо-восточных джентри. Так, три представителя клана Гордонов Стралох вложили деньги в покупку земель там, но за океан решились отправиться только двое младших сыновей семейств. Целый ряд других эмигрантов, присоединившихся к ним, относится к младшим ветвям крупных шотландских кланов. Роберт Гордон Клуни, вероятно, являлся выразителем мнения многих, вовлеченных в проект, когда заявил, что его побудительные причины для участия в предприятии заключались в том, что он хотел обеспечить землей своего младшего сына, поскольку «я не имею земель для того, чтобы сделать его шотландским лэрдом»[688].

Но еще большие возможности появились во второй половине XVIII в. Снижение смертности привело к тому, что проблема наследования поместий в среде шотландских элит еще более обострилась. Хотя количественные данные по ситуации в Шотландии чрезвычайно фрагментарны, исследования британских демографических процессов дают сведения, насколько результат роста