Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

начала XIX в. сохранили свой статус. Это были герцоги Гамильтон, Куинсбери и Бьюклеуч в Лоуленде, герцоги Аргайл и Атолл в Хайленде, на северо-востоке Гордоны распространили свое влияние, как на равнинные, так и на горские районы. Не слишком далеко от них по статусу находились такие представители знати, как маркиз Твидэйл или графы Росс, Хаддингтон, Хоптон, Глазго, Гленкарн. Около сорока графов лишь недавно обрели статус и стали обладателем титула несколько менее значимого в Шотландии – титула лорда. Бароны автоматически являлись держателями-вождями короны, и их интересы были представлены Судом баронов, который просуществовал до 1747 г. Титул «лэрд» очень неопределенен и расплывчат, но он, очевидно, является общим для баронов и тех лендлордов, которые баронами не были. Еще ниже стояли таксмены, положение которых целиком зависело от вождя или лэрда.

Однако уже в середине XVIII в. в социальной структуре динамично выделяются профессиональные слои, среди которых наиболее престижными были юристы, доктора, инженеры. Обладатели стипендии Снелл в университете Глазго, которая выдавалась с 1699 г. одному или нескольким самым одаренным выпускникам Баллиольского колледжа, полностью соответствуют этой тенденции. Из семидесяти трех человек, которые получили такую стипендию в XVIII в., восемнадцать стали священниками (на них, собственно, и была рассчитана первоначально стипендия), восемь – врачами, пять – юристами и четыре – учеными в разных отраслях. Характерно, что почти четверть этой группы являлись выходцами из слоев джентри. Поскольку шотландская правовая система с ее Генеральной ассамблеей судей на протяжении всего XVIII в. составляла отличительную особенность Шотландии, она привлекала местные элиты, которые поддерживали и укрепляли шотландское право как средство сохранения идентичности. То же самое и доктора – врачи Эдинбурга обычно были более чем достойными конкурентами английских фармацевтов и почитателей Оксбриджа.

На протяжении всего XVIII и XIX вв. принадлежность к одной из этих авторитетных профессий являлась той целью, к которой стремились шотландские землевладельческие и средние классы. Именно эти профессиональные слои определяли общественную жизнь в Шотландии, ее культуру и социальную динамику. Возвышение профессиональных классов в Шотландии, которое, в частности, послужило причиной появления стереотипа шотландского врача или инженера, существующего и по сей день, зависело от многих факторов, составивших социальное отличие шотландского общества от английского.

В социальной структуре существовали серьезные отличия между старыми и новыми социальными группами шотландского общества, основанные, как и повсюду в Европе, на возможности профессионалов зарабатывать больше шотландских землевладельцев. Отсюда и их финансовый престиж по отношению к быстро бедневшей местной титулованной аристократии становился все ощутимее. Однако власть «идеи дворянина», которая заставила многих английских профессионалов завидовать землевладельцам, в Шотландии была менее сильной, более того, многие шотландские аристократы сами сочетали дворянский и профессиональный статус, что в результате приводило к тому, что формирующийся шотландский средний класс считал себя настоящим правителем, способствуя развитию свободной экономики на всей территории Шотландии[703]-

Другой особенностью трансформации шотландской социальной структуры на протяжении второй половины XVIII – первой половины XIX в. является резко возросшая мобильность населения, возможности которой были предоставлены расширяющейся Британской империей. По мнению Генри Кобурна, который в 50-е гг. XIX в. заметил, что «шотландскость» выжила благодаря активному участию шотландцев в строительстве империи, говорить шотландцу, чтобы он остался дома, пожертвовав заокеанским путешествием, было все равно, что просить его закрыть свой бизнес. Для Эндрю Гибба, председателя Шотландской национальной партии, как и для многих его коллег, разделявших националистические взгляды, уния и Империя были синонимами. В 30-ее гг.

XX в. он написал, что сохранение империи было главным фактором отношений между Англией и Шотландией на протяжении последних трех столетий. Именно империя, по его мнению, подвигла шотландских комиссионеров к унии парламентов[704].

Значимость экономических преобразований для шотландской истории объясняется несколькими факторами. Во-первых, на протяжении долгого времени, вплоть до XVII в., Шотландия не представляла собой единства, ни этнического, ни культурного, ни хозяйственного, ни политического, что делало невозможным реализацию проекта по созданию национальной шотландской идентичности. Экономическая трансформация как способствовала объединению страны, интеграции разных ее частей, хотя и обладающих разным экономическим потенциалом, но объединенных общим экономическим интересом, так и обозначила перспективы дальнейшего экономического развития, связанные с англо-шотландским сотрудничеством. Во-вторых, в результате преобразований сформировался слой населения, условно называемый средним классом, развитие которого было непосредственно связано с культурным, торговым, политическим, военным взаимодействием Англии и Шотландии. Получившие европейское образование представители этого слоя, втягиваясь в британскую имперскую систему, ощущали себя в первую очередь британцами, что нисколько не мешало им способствовать процветанию Шотландии.

В третьих, благодаря экономической трансформации и стремительной социальной динамике, формировалась интеграционная административная система, которая, с одной стороны, встраивала Шотландию в британские структуры, в том числе, и имперские, а, с другой, создавала целую сеть механизмов местного управления на территории самой Шотландии. Важно было, что эта новая система не порывала коренным образом с традиционными институтами, прочно интегрировав их и видоизменяя в зависимости от требований времени и ситуации. Как результат, создававшееся чувство непрерывности развития способствовало излечиванию кризиса идентичности, образовавшегося в результате принятия акта унии. Традиционные социальные институты, это «выжившее прошлое», в данной ситуации сочетались со структурами, порожденными модернизацией.

Кроме того, еще одно значение хозяйственных изменений заключалось в том, что они обострили проблему совмещения прошлого и настоящего на уровне сознания. Своеобразной «подсказкой» для интеллектуалов, занимавшихся решением этой задачи, было то место, которое процветающая Шотландия занимала в рамках Британской империи. Уже к середине XVIII в. произошло выстраивание механизма (экономического, административного, культурного) который создавал условия не только для инкорпорирования экономики в британские структуры, но и для адаптации идентичности, в рамках которой могла совмещаться «шотландскость» и «британскость». Формирование этих методов осуществлялось на основе традиционных принципов отношений и в рамках британских трансформирующихся практик, но в перспективе имело решающее значение для оформления шотландской национальной идентичности.

Важно и то, что вторая половина XVIII столетия редко становится предметом изучения историков шотландской экономики, которые предпочитают говорить либо о XIX в., либо объединяют вторую половину XVIII и первую – XIX века в один период индустриальной революции. Хотя у такого подхода есть свои логические обоснования, включая исследовательскую традицию, думается, что пол столетия, последовавшие за подавлением последнего крупного якобитского восстания, несут особый смысл, природа которого кроется не только в экономических процессах. Экономика этого периода действительно концентрировала ресурсы для индустриального рывка следующего столетия. Однако происходило это в условиях активной трансформации идентичности, и если на предшествующих этапах шотландской истории факторами такого поиска становилась религия, традиции, эгалитаристские представления и т. д., то вторая половина XVIII в. стала временем, когда впервые экономические процессы выступили фактором консолидации нации. При этом новая черта заключалась в том, что хозяйственное развитие и торговые успехи Каледонии теперь напрямую связывались с успехами Британии,