Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

Несомненная цель “Записок” – представить в наилучшем свете деяния Цезаря, но то, о чем он умалчивает, показательно. Когда приблизительно 10 января 49 года до н. э. Цезарь перешел Рубикон (речушку настолько мелкую, что мы до сих пор не знаем ее местоположения) и развязал гражданскую войну, он должен был понимать, что его поступки станут объектом критики, однако Цезарь едва касается последующих событий, а переход через Рубикон не упоминает вовсе. (За день до роковой переправы он изучал место для школы гладиаторов, заблудился в темноте и не мог найти дорогу в лагерь.) Из других источников мы узнаем, что Цезарь был вспыльчив: однажды он заковал в колодки пекаря за то, что тот подал гостям не такой хлеб, как хозяину. Однажды он явился в Риме в казначейство, отчаянно нуждаясь в деньгах, поскольку должен выплатить войску многомесячное жалованье. Между ним и народным трибуном Луцием Метеллом, который преградил ему путь, произошла стычка. Цезарь пригрозил убить его, хотя все римские граждане клялись не причинять вреда человеку, занимаюшему должность трибуна. Очевидцы пришли в ужас. В итоге трибун отступил, и Цезарь уехал, забрав с собой 15 тысяч слитков золота, 30 тысяч серебра и не менее 30 миллионов сестерциев (коврига хлеба стоила около 0,5 сестерция). Об этом случае в его истории гражданской войны не упоминается[768].

В другом случае, описывая поход против непокорных племен, он утверждает, что остановил наступление, так как германцы – скотоводы, а не земледельцы, и римскому войску было трудно здесь прокормиться[769]. В действительности же население региона издавна занималось земледелием. Иногда Цезарь не по заслугам превозносит своих подчиненных, поскольку они связаны с семьями, благосклонность которых Цезарь желал снискать. Когда в 57 году до н. э. он выступил в поход и разбил нервиев – воинственное племя белгов, он написал, что из их 60‐тысячного войска уцелело всего полтысячи человек, а из шестисот вождей спаслось всего трое. Это чрезвычайно преувеличенные данные, опровергаемые его собственными последующими замечаниями. Он редко называет точное количество собственных потерь, но однажды утверждает, что утопил 430 тысяч человек, которых загнал в болота[770]. Цезарь, рассказывая, что он передал египетский престол двадцатиоднолетней Клеопатре и ее двенадцатилетнему брату, не упоминает ни что затем эти двое, согласно обычаям своей страны, поженились, ни что Клеопатра отравила брата.

Некоторые случаи не упоминаются не потому, что Цезарь испытывал неожиданные приступы скромности, а потому, что он хотел, чтобы все внимание было сосредоточено на его военных успехах, а не на нем самом (за исключением того, что он хотел бы внушить, что он обладает мистической силой и его невозможно остановить). В молодости, будучи военным трибуном, Цезарь, по‐видимому, участвовал в подавлении восстания (73–70 годы до н. э.) под предводительством знаменитого гладиатора Спартака, но нигде не упоминает об этом. А во время гражданской войны он узнал, что солдаты IX легиона, одного из самых верных, возмутились (не в последнюю очередь потому, что милость Цезаря к разбитому врагу лишила их добычи) и озвучили перечень обид. Он поспешил в лагерь IX легиона и обратился к бунтовщикам “Граждане!” (quirites) вместо обычного “Воины!”, как будто те уже не носят оружия, и презрительное обращение остановило бунт. Биограф Цезаря Эдриен Голдсуорси пишет:

Проконсул в резких выражениях объяснил, что в таком важном конфликте нельзя действовать поспешно. Затем он объявил о своем намерении казнить каждого десятого солдата из Девятого легиона по так называемому отцовскому обычаю, а остальные будут с позором изгнаны из армии.

Закаленные в боях легионеры молили о пощаде:

Цезарь знал, как нужно обращаться с толпой, и постепенно поддался на уговоры, заявив, что лишь 120 зачинщиков должны тянуть жребий и выбрать двенадцать человек, осужденных на казнь. Предполагается, что жребий был подстроен таким образом, чтобы наказание понесли главные зачинщики. Впрочем, Аппиан [греческий историк из Александрии, около 90 – около 160 года] утверждает, что один солдат, которого не было в лагере во время мятежа, попал в список из двенадцати приговоренных. Когда Цезарь узнал об этом, он отпустил солдата и заменил его центурионом, попытавшимся подстроить гибель невинного человека[771].

“Записки” об этом случае умалчивают.

На протяжении всех своих многолетних походов (не только в Галлии, но в Британии, Испании и других странах) Цезарь прилагал значительные усилия к тому, чтобы его донесения публиковались регулярно: это должно было напоминать столице о его существовании и демонстрировать согражданам его достижения[772]. Донесения Цезаря были срочно отправлены в Рим к началу апреля, когда во время первых в сезоне “театральных игр” он мог рассчитывать на более обширную аудиторию.

Цезарь писал, чтобы оправдать себя, но определенно не ради денег. Нет также указаний, что главной его целью было запечатлеть прошлое. Цезарь желал, чтобы о его словах и поступках узнало общество, и его “Записки о Галльской войне” содержат множество указаний, каким он хотел предстать, свидетельств его слабости как историка, а также о его сильных сторонах и о том, к чему он стремился. Они написаны, вероятно, во время зимовок в Цизальпинской Галлии и вывешивались ежегодно, сразу после походов – нечто вроде донесений с фронта. Складывается впечатление, что последние части написаны в спешке: выбор слов в них не столь тщательный, а повествование более многословно.

В походе, согласно Плутарху, днем Цезарь объезжал гарнизоны, города и лагеря с одним рабом, который в пути записывал под его диктовку, и с воином, ехавшим позади с мечом. Цезарь первым стал ради удобства складывать свитки в тетради. Хотя неизвестно, как он сочинял, мы знаем, что Цезарь, даже находясь в седле, диктовал двум секретарям одновременно. Нежелание тратить время сделало его непопулярным в Риме: он следил за боем гладиаторов, одновременно диктуя. Нельзя и представить, что он делал бы, имея смартфон.

Цезаря мало заботило, что люди скажут о его личной жизни, и с ранних лет находил удовольствие в том, чтобы выделяться из толпы. Он питал отвращение к выпивке. Когда он впервые был введен в Сенат (собрание “лучших людей”, как его предводителям нравилось себя называть), он стал носить собственную версию сенаторской туники, без пояса, но с длинными рукавами, доходившими до запястий и заканчивающимися бахромой. Ходили слухи, что удалял волосы по всему телу, и в молодости он был большим щеголем, а его манера одеваться была безупречной, хотя и эксцентричной (Цицерон сначала не принимал его всерьез, считая, что Цезарь