Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

чтобы сохранить всем известную по его радиовыступлениям военного периода шепелявость. Черчилль всегда носил с собой запасной протез и в гневе мог даже швырнуть его. Зубной техник мог судить о ходе войны по тому, ремонт какой сложности требовался.

Узлами черчиллевского конвейера выступали документы, диктовка и черновики. Он был способен диктовать где угодно (в поезде, автомобиле, лифте), но предпочитал работать дома, поздно ночью, в компании секретаря (тот пользовался “бесшумной” пишущей машинкой, чтобы стук не мешал ходу мысли) и референта. Хорошенько подкрепившись за ужином (перед сном Черчилль съедал тарелку супа и даже на Ялтинской конференции в феврале 1945 года настаивал на работе после заката), он несколько часов расхаживал по кабинету со стаканом бренди или виски с содовой. Черчилль то тщательно выбирал слова, то говорил настолько торопливо, что секретари еле за ним успевали. (Саймон Шама сказал о Бараке Обаме, что красноречие – это и большой дар, и большое проклятие.)

Черчилль обычно исправлял написанное, протрезвев, за завтраком, который съедал в постели. От фактов он не отходил, но делал текст плотнее, подбирая более точные существительные и прилагательные. Писал он, по его словам, так же, как строилась Канадская тихоокеанская железная дорога: “Сначала я соорудил путь от побережья до побережья, а после закладывал станции”[837]. Черновики каждый день отправлялись в типографию, оттуда в Чартуэлл возвращались гранки, и автор оценивал результат. Это обходилось издателю очень недешево, поскольку Черчилль в договоре ловко оговаривал, что расходы на печать несет не он.

“«Мальборо» – сам по себе сенсация, – сказал Черчилль жене в январе 1937 года, – но всегда можно поддать жару!”[838] Он был профессиональным писателем, но не профессиональным историком и, готовя биографию предка, выработал тактику, с успехом служившую ему до конца жизни: Черчилль поручал другим провести изыскания, нередко – сделать первые наброски. В первом томе “Мальборо” (1933) Черчилль благодарит Мориса Эшли – автора нескольких популярных книг об Англии XVII века, “который четыре последних года вел для меня изыскания”.

Эшли запоздало ответил на это в книге “Черчилль как историк” (1968). Он категорически заявил, что любая страница “Мальборо” несет отпечаток личности Черчилля: “Все до одного слова [в книге] изначально продиктованы секретарю, в основном по утрам, перед рассветом… Я, будучи референтом, находился рядом на случай, если ему потребуется получить или проверить какие‐либо факты, но у него была настолько хорошая память, что он редко ошибался”[839]. Память Черчилля, по замечанию другого помощника, была “наполеоновской”. Может быть, однако такой образ действия, как заметил Питер Кларк, “имел больше общего с научной деятельностью по «сочинению истории», чем с поручением красноречивым оратором подыскать ему более весомые аргументы”[840]. С точки зрения Черчилля, важнее всего было построить рассуждения так, чтобы не поставить под сомнение кормившую его работу. “Дайте мне факты, Эшли, и я поверну их так, как нужно для аргументации”, – сказал он однажды, явно издеваясь над молодым помощником[841].

С 1935 до 1937 года Черчилль отошел от своих основных занятий, чтобы закончить “Великих современников”. Книгу публика приняла благосклонно: он был мастером блестящих зарисовок не первого сорта, но элемент игры присутствует почти во всем им написанном (в пространном рассуждении о французском характере Черчилль отмечает: “Господь всемогущий в своей бесконечной мудрости не счел нужным создать французов по образу англичан…”[842]). За несколько месяцев 1938 года он составил сборник своих речей, в которых предупреждал о нацистской угрозе, а к концу года – последний том “Мальборо” (сокращение текста с 750 до 650 страниц оказалось подобным “обрезанию ногтей на руках и пальцев ног”[843])[844]. Кроме того, Черчилль начал собирать написанные им статьи для сборника (вышел в июне 1939 года под заглавием “Шаг за шагом” и тоже хорошо продавался). Работа над “Историей англоязычных народов” едва началась, но к моменту объявления войны Черчилль, работавший в бешеном темпе, за год с четвертью почти закончил книгу (1 миллион слов). (Продуктивность для любого писателя, не говоря уже об одном из самых занятых в мире политиков, феноменальная.) Сохранился рисунок Черчилля для жены Клементины: свинья с десятитонной гирей на спине. Он написал 20 тысяч слов всего за несколько июльских дней 1932 года.

Некоторые проекты просто были заброшены. Черчилль обдумывал биографии Линкольна и Гарибальди и всегда очень хотел написать о Наполеоне. Если в строке поиска по архиву Черчилля в кембриджском Черчилль-колледже задать слово “Наполеон”, обнаруживаются пятьдесят две каталожные записи. Не случайно первое, что сделал Черчилль, получив в 1905 году пост в Министерстве по делам колоний, – поставил в кабинете бюст Наполеона (впоследствии занявший почетное место в Чартуэлле). В 1928 году Черчилль впервые встретился с Чарли Чаплином и предложил вместе снять фильм о молодом Наполеоне, причем Чаплин выступил бы режиссером и сыграл главную роль, а Черчилль написал бы сценарий (и действительно написал – но уже для братьев Корда). Через четыре года, в январе 1932 года, он сказал Роберту Бэллону, работавшему над биографией Бонапарта, что сочинит предисловие (5 тысяч слов), но лишь при условии, что получит право и сам использовать этот материал, поскольку рассчитывает “однажды написать книгу на эту тему”[845]. В “Истории англоязычных народов” Черчилль (всегда бывший франкофилом) называет Наполеона “самым великим человеком действия, родившимся в Европе после Юлия Цезаря”[846]. (И до Черчилля, разумеется[847].)

После начала войны Черчилль приостановил работу над “Историей”. Книга вышла (в четырех томах) в 1956–1958 годах, причем последние два тома он закончил, когда ему было уже за восемьдесят. В 1945 году, вернувшись к проекту, Черчилль счел необходимой обширную переделку и принялся собирать в помощь себе группу не менее чем из пятнадцати историков-профессионалов. Среди них был Эйза Бриггс, с которым я беседовал в 2010 году у него дома в Сассексе.

Бриггс познакомился с главным помощником Черчилля, молодым историком, оксфордским преподавателем Уильямом Дикином, в Блетчли, где Бриггс служил криптографом и дешифровщиком. Дикин представил Бриггса Алану Ходжу (а также Питеру Куэннелу и давнему помощнику Черчилля Брендану Брекену, основавшему журнал History Today), и с тех пор “мои дела в большинстве шли через него”. В то время Бриггс занимался английской и европейской историей нового времени. “Ходж прислал мне материал – гранки первых проб Черчилля. Моя задача состояла в том, чтобы нацарапать на полях соображения о точности изложения фактов, их толковании и стиле”.

Бриггса (позднее историка рабочего движения и пэра Англии) особенно удивило то, что Черчилль придерживался радикально иного взгляда на американскую историю, опиравшегося в