Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

основном на трактовку Чарльза (американского радикала-прогрессиста) и Мэри Бирд. Бриггс (в 1945 году ему было всего двадцать четыре года) вспоминал: “Я оказался в нелепом положении – пришлось сказать, что его оценка слишком «левая»”. Черчилль поблагодарил Бриггса за откровенность и попросил доработать текст. “Я приготовился слегка изменить перспективу, – впоследствии объяснял Бриггс, – чтобы смягчить некоторые вещи”. В итоге возобладала точка зрения Черчилля. После завершения проекта Бриггс получил чек на 100 фунтов (его годовое жалованье тогда составляло 400 фунтов), но в книге упомянут не был.

Но не будем забегать вперед. В 1939 году разразилась Вторая мировая война, и следующие тринадцать лет в фокусе литературной деятельности Черчилля находилась история спасения Англии. Даже работая над отражением германской агрессии, он уже планировал написать историю конфликта. К 1940 году якобы подготовка им мемуаров стала в Уайтхолле предметом шуток. В январе лорд Галифакс переслал Невиллу Чемберлену длинное письмо Черчилля (о бездействии в Скандинавии) с запиской: “Тоже для книги!”[848] Чемберлен отозвался: “Конечно, я понимаю, что письма предназначаются для цитирования в книге, которую он впоследствии напишет”[849]. Эндрю Робертс в своей очень объемной, очень интересной и очень сочувственной биографии отмечает, что “для Черчилля излагать историю было естественным дополнением к тому, чтобы ее вершить”[850]. Борис Джонсон, trés manqué Черчилля, прибавляет: “Что бы Черчилль ни говорил, что ни делал бы – он, как Юлий Цезарь, думал, как об этом впоследствии рассказать”[851]. В самом деле: шесть томов (более 4200 страниц) “Второй мировой войны” иногда сравнивают с “Записками о Галльской войне” Цезаря.

Необычно мощный конвейер составили молодые референты и эксперты (в том числе два отставных генерала – Генри Паунолл и Гастингс Л. Исмей по прозвищу Мопс): Эдвард Г. Марш (он дольше всех работал на Черчилля, который написал для газеты Times некролог Руперту Бруку, любовнику Марша), Денис Келли (бедствующий барристер, сделавшийся главным секретарем-архивистом), Лесли Роуэн, Джон Мартин, Альберт Гудвин, профессор Р. В. Джонс, Чарльз Вуд (главный корректор), Джеффри Хадсон и, конечно, Уильям Дикин. Члены внутреннего круга называли себя “Синдикатом”. Кроме того, два секретаря кабинета министров, Эдвард Бриджес и Норман Брук, не только позволяли Черчиллю пользоваться государственными архивами, но и подготовили важные наброски, причем некоторые (в том числе справка Брука о военных планах правительства в 1942 году) перешли в книгу почти без изменений. “Я глубоко признателен вам, – писал Черчилль Бруку. – Реконструкция… просто шедевр”. Джок (Джон Руперт) Колвилл, долго работавший помощником личного секретаря Черчилля, признавался: “Как непросто будет историкам узнать в будущем, что такое «настоящий Черчилль» и «школа [Черчилля]». Мы все сносно научились имитировать его эпистолярный стиль”[852].

Дэвид Рейнольдс резюмировал: “То, что мы ради краткости называем «мемуарами Черчилля», представляет собой непростой литературный текст. Это не вполне работа Черчилля и не вполне мемуары. Основу составляли протоколы и телеграммы военного времени, переплетенные с воспоминаниями, которые Черчилль надиктовывал с 1946 года и по предоставленным ассистентами из «Синдиката» черновикам исторических справок”[853]. Это нередко требовало с десяток вариантов гранок. (Предварительный счет из типографии за первый том мемуаров составил 1444 – более 55 тысяч в нынешних ценах – фунтов.) В процессе многие главы сильно переделывались, но кое в каких три главных ингредиента не смешивались. “Я не называю это историей, ведь это принадлежит новому поколению”[854], – отметил Черчилль в предисловии. Участие “Синдиката” – одна из причин, по которым эти книги – нечто большее, чем мемуары. Черчилль выступал скорее руководителем исследовательской группы, а Чартуэлл служил, по его собственным словам, настоящей фабрикой слов. “Я не пишу книгу, – признал Черчилль, – а застраиваю участок”[855]. К октябрю 1951 года, когда он вновь стал премьер-министром, появились четыре тома, а пятый ушел в печать. Когда был опубликован первый том, большинство рецензентов увидели в нем историческое сочинение, а не автобиографию, и никто не заподозрил, что к нему приложило руку много людей. Денис Келли (один из главных членов “Синдиката”) свидетельствовал: его часто спрашивали, много ли написал сам великий человек, и он отвечал, что это “почти пустой вопрос”, как если бы у шеф-повара спросили: “Вы самостоятельно подготовили банкет?”[856]

Конечно, сам Черчилль не нарезал овощи, не расставлял приборы и не готовил соусы, однако он знал, как приготовить обед из шести блюд и подать их в верном порядке в более или менее верный момент. Он обучал помощников работе с текстом и однажды предписал им краткости ради составлять “краткие, ясные” абзацы и избегать пустых фраз. По словам Келли, наблюдать за тем, как Черчилль сокращает абзац и делает его яснее, “было все равно что смотреть, как искусный садовник возвращает запущенной, неряшливой садовой фигуре ее подлинные форму и пропорции”[857]. В 1969 году кембриджский историк Дж. Г. Плам отметил, что авторы, писавшие после Черчилля, приняли его периодизацию конфликта: “Черчилль-историк находится и навсегда останется в самом центре историографии Второй мировой войны”[858]. Недавно Эндрю Робертс развил эту точку зрения: “Говорят, журналистика – это черновик истории, но его [Черчилля] воспоминания о периодах двух мировых войн стали подлинными черновиками истории обоих конфликтов и во многих случаях на десятилетия вперед задали для них проблематику”[859]. Время работало на Черчилля: во время работы над первыми томами он выиграл от отсутствия конкурентов, во время работы над последними смог укрыться за чужими суждениями.

“Я последовал, – объяснял Черчилль в предисловии к первому тому, – методу Дефо в его «Мемуарах кавалера». Автор соединяет хронику и рассуждения о великих военных и политических событиях с личным опытом человека”[860]. В книгах множество личных историй (пожалуй, эти места запоминаются лучше всего), а также приказов (извлеченных из шестидесяти восьми ежемесячных сборников протоколов совещаний) и депеш, других официальных документов. Вначале материалы расставлялись просто в хронологическом порядке, нередко почти без логических связок: ассистенты Черчилля, шарившие в правительственных досье и важнейших документах, часто просто брали фрагменты и вставляли их в текст[861]. (Типична помета одного из помощников: “Боюсь, что не могу найти Австралию, но буду искать еще”.) Почти всю войну и первые три мирных года Черчилль работал одновременно над тремя томами, и это неизбежно сказалось на качестве. Переходы неудовлетворительны, а в некоторых томах чрезмерно много документов (и их следует читать так же внимательно, как и сопроводительный текст, поскольку они не всегда о том же).

Том 1 отсылает читателя к приложению, которого просто не существует. Тома 3 и 5 особенно плохо сбалансированы: нет обзора источников, а