Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

нашими горестями. Безопасность империи коренится в добросовестности уважения прав этих государств и чувства мусульман в отношении их святых мест поклонения, а также в своевременном и справедливом удовлетворении требований Индии предоставить ей самоуправление. Я пишу это потому, что люблю английский народ и хочу пробудить в каждом индийце чувство лояльности по отношению к англичанам».

Вторым моим обязательством была вербовка рекрутов. Где я мог начать это дело, кроме Кхеды, и кого я мог пригласить в качестве первых рекрутов, как не своих сотрудников? Сразу же по приезде в Надиад я устроил совещание с Валлаббхаем и другими друзьями. Некоторым из них было нелегко принять мое предложение. У тех же, кому оно понравилось, были сомнения относительно успеха вербовки. Между правительством и слоями населения, к которым я намеревался обратиться, не было взаимной симпатии; у людей еще свежо было в памяти все, что им пришлось вынести от правительственных чиновников.

И все же друзья высказались за то, чтобы начать работу. Но, приступив к ней, я прозрел. Моему оптимизму был нанесен тяжелый удар. Во время кампании за отказ от уплаты податей население с готовностью и безвозмездно предоставляло нам средства передвижения; и если нужен был один доброволец, являлись двое. Сейчас же было трудно получить экипаж даже за деньги, не говоря уже о добровольцах. Однако мы не унывали и, когда не было экипажей, ходили пешком, делая порою по двадцать миль в день. Еще труднее было рассчитывать получить продовольствие. Просить пищу было неудобно, и мы решили, что каждый будет носить продовольствие с собой в сумке. Стояло лето, и поэтому в палатках и постелях необходимости не было.

Всюду, куда бы ни приходили, мы устраивали митинги. Народ сходился, но рекрутов набиралось не больше одного-двух.

– Как можете вы, последователь ахимсы, предлагать нам взяться за оружие?

– Что хорошего сделало правительство для Индии, чтобы заслужить наше сотрудничество?

Подобные вопросы задавали нам все время.

Все же наше упорство побеждало. Имелся уже целый список завербованных, и мы рассчитывали, что приток добровольцев станет постоянным. Я уже начал переговоры с комиссаром относительно размещения рекрутов.

Комиссары всех округов, следуя примеру Дели, устраивали у себя военные конференции. На такую конференцию в Гуджарате пригласили и меня с сотрудниками. Мы пришли, понимая, что это еще более неподходящее для меня место, чем Дели. Я чувствовал себя плохо в этой атмосфере раболепия. Говорить на конференции мне пришлось о довольно неприятных вещах.

Я выпускал листовки, призывая население записываться в рекруты. Один из приводимых мною аргументов был не особенно приятен для комиссара:

«Из всех злодеяний британского владычества в Индии история сочтет наиболее тяжким закон, лишающий целый народ права носить оружие. Если мы хотим, чтобы этот закон был отменен, если хотим научиться владеть оружием, то нам представляется блестящая возможность. Если средние слои населения добровольно окажут правительству помощь в час испытания, его недоверие исчезнет и запрещение носить оружие будет снято».

Комиссар заявил, что ценит мое присутствие на конференции, несмотря на существующие между нами разногласия. И мне пришлось защищать свою точку зрения в самых учтивых выражениях.

XXVIII. На пороге смерти

За время вербовочной кампании я совершенно расстроил свое здоровье. Я питался главным образом арахисовым маслом и лимонами. Зная, что употреблять масло в большом количестве вредно для здоровья, я все же не ограничивал себя и заболел дизентерией в легкой форме, но, не обратив на свою болезнь должного внимания, вечером поехал в ашрам. Лекарств я тогда почти не принимал, полагая, что пропущу один завтрак и почувствую себя хорошо. Действительно, это несколько помогло. Однако я знал, что, для того чтобы вполне оправиться, мне следует продолжить пост и не употреблять в пищу ничего, кроме фруктовых соков.

День был праздничным, и хотя я сказал Кастурбай, что в полдень ничего не буду есть, она выступила в роли соблазнительницы, и я не устоял перед искушением. Поскольку я дал обет не употреблять молока и молочных продуктов, она специально приготовила мне сладкую пшеничную кашу не на гхи, а на растительном масле, а также приберегла для меня полную чашу мунга. Я очень любил все это и охотно принялся за еду, полагая, что не будет большой беды, если я отведаю совсем немного, только чтобы не огорчать Кастурбай и усладить свой вкус. Но дьявол будто поджидал благоприятного случая. Вместо того чтобы съесть чуть-чуть, я насытился до отвала. Этого было вполне достаточно, чтобы пригласить ангела смерти. Через час у меня начался острый приступ дизентерии.

Вечером того же дня мне предстояло вернуться в Надиад. Я еле доплелся до станции Сабармати, находившейся на расстоянии двух миль от дома. Адвокат Валлаббхай, присоединившийся ко мне в Ахмадабаде, видел, что я нездоров. Но я старался скрыть от него невыносимые боли, которые испытывал.

Мы приехали в Надиад примерно в десять часов. Индусский анаташрам, где помещалась наша штаб-квартира, находился всего лишь в полумили от станции, но эта полумиля показалась мне добрыми десятью. Кое-как я дотащился до штаб-квартиры. А рези в животе все усиливались. Вместо того чтобы воспользоваться обычной уборной, находившейся в значительном отдалении от дома, я попросил поставить судно в прихожей. Мне было стыдно просить об этом, но выхода не было. Адвокат Фульчанд тотчас же раздобыл судно. Друзья окружили меня, глубоко озабоченные. Они всячески старались мне помочь, но не могли облегчить мои боли. К их беспомощности добавилось мое упрямство. Я отказался от всякой медицинской помощи, не желая принимать лекарств и предпочитая страдать, чтобы наказать себя за глупость. Они в страхе наблюдали за мной. Мой желудок действовал, должно быть, тридцать или сорок раз в сутки. Я не принимал никакой пищи, а вначале не пил даже фруктового сока. Аппетит совершенно пропал. Я все время думал, что у меня железное здоровье, но теперь почувствовал, что тело стало рыхлой глыбой. Организм утратил всякую способность к сопротивлению. Пришел доктор Кануга и просил меня принять лекарство – я отказался. Тогда он предложил сделать инъекцию под кожу, но я и от этого отказался. Мое невежество в то время относительно инъекций было прямо смехотворно. Я считал, что препарат для введения под кожу должен представлять своего рода сыворотку. Позднее я узнал, что доктор хотел ввести мне растительный состав, но я обнаружил это слишком поздно. Дизентерия совершенно вымотала меня. Начались лихорадка и бред. Друзья все больше нервничали, вызывали новых и новых врачей. Но что врачи могли поделать с пациентом, который не желал выполнять их предписаний?

В Надидад приехал шет Амбалал со