Любовные и другие приключения Джакомо Казановы, рассказанные им самим - Джакомо Казанова

Весь народ буквально пропитан им – это истинная нация моряков. Вследствие общего для всех народов предрассудка англичане льстят себя мыслью, что по сравнению с остальными обитателями земного шара они принадлежат к высшей расе.

По дороге от Дувра к столице я имел случай наблюдать красоту ландшафтов, исправность домов и царящие повсюду порядок и величайшую чистоту. Не прошло и шестнадцати часов после отъезда из Дувра, как мы уже были в Лондоне.

Я взял трость и шляпу и, выйдя на улицу, пошел куда глаза глядят. По своему неведению я попал в кофейню «Оранж» – нечто среднее между таверной и погребком, где собирались все проходимцы из Италии, равно как и со всего света. В Лионе мне говорили об этом заведении и советовали избегать его. Однако же каприз судьбы словно за руку привел меня именно туда. И вот я сижу в углу перед графином лимонада, а какой-то незнакомец подошел читать около моей свечи. Сия личность держала в руках карандаш, зачеркивала некоторые слова, добавляя другие. Я приметил, что газета у него итальянская, а вся правка – сплошные ошибки. Мое чувство пуриста не могло этого вынести.

– Как, сударь, уже четыреста лет anchora пишется без h, а вы позволяете себе вставлять его!

Он посмотрел на меня с улыбкой и отвечал:

– Согласен и готов присоединиться к вашему мнению, хотя здесь на моей стороне авторитет Боккаччо.

– Поскольку вам известен сей автор, я вынужден просить прощения. Сударь, конечно, ученый?

– В некотором роде. Мое имя Мартинелли.

– Уж не родственник ли Кальсабиги?

– Его самого.

– Я с наслаждением читал ваши сатиры.

– С кем имею честь?

– Кавалер де Сенгальт. Скажите, скоро ли будет завершено ваше новое издание «Декамерона»?

– В самое ближайшее время. Однако мне недостает того же, что и большинству полезных книг, – подписчиков.

– Не угодно ли подписать меня?

– С превеликим удовольствием. Вот абонемент на одну гинею[199].

– Дайте мне два. Кстати, не можете ли сказать, как называется эта кофейня?

– Так вы только вчера приехали?

– Сегодня.

– Судьба привела вас в самое дурное место столицы. Однако вы только что прибыли, и вам будет трудно найти свой дом. Позвольте проводить вас.

По дороге я заметил ему:

– Сие заведение, по вашим словам, отменно скверное, однако же, встретившись там с вами, позволю себе усомниться в этом.

– Я бываю там потому, что, как говорит Ювенал, путешественник без гроша может не страшиться воров. Здешние завсегдатаи никогда не разговаривают со мной, да это было бы и бесполезно – я не та дичь, за которой стоит охотиться. Проведя в Лондоне четыре года, я ни у кого не бывал, исключая лорда Спенсера. Мое любимое занятие – литература. С него мало доходов, но я удовлетворяюсь самым необходимым. Слуга, хорошая комната и обед в таверне – вот все мои нужды. Подобно Симониду после кораблекрушения, я все ношу на себе. Этот костюм и полдюжины рубашек составляют единственное мое имущество. Как сказал Гораций: «Удовлетворяюсь малым и не прошу у богов большего».

Сей человек понравился мне, к тому же он прекрасно говорил по-тоскански. Я спросил у него совета касательно принятого в Лондоне образа жизни, сообщив ему при этом о моих средствах и о том, сколько собираюсь пробыть здесь.

«Прежде всего, – сказал он, – надобно нанять полностью обставленный дом. Там вы будете вполне свободно распоряжаться самим собой, как англичанин, ибо единственное ограничение составляет в этой стране закон». Он тут же свел меня на Пэлл-Мэлл, где я за двадцать гиней в неделю нанял целый дом с полной обстановкой. Там можно было вполне поместить всех моих знакомых, ибо в нем имелось шестнадцать комнат и восемь спален о двух кроватях каждая. Я получил в пользование множество всякого имущества, в том числе и посуду отменной работы. Почтенную даму, показавшую нам апартаменты, я оставил у себя на должности экономки.

Я отправился к венецианскому резиденту синьору Кулатто и подал ему рекомендательное письмо синьора Моросини. Он долго читал его, а потом сказал ледяным тоном:

– Все это превосходно, и я весьма рад видеть вас. Чем могу быть полезен?

– Соблаговолите представить меня ко двору.

– С аудиенцией у короля, не так ли? – отвечал он, громко расхохотавшись.

Я не стал ждать, пока он успокоится, и предоставил его собственному веселью. С тех пор я и близко не подходил к этому дому.

У меня было также письмо г-на Шовелена к французскому посланнику г-ну де Гверчи. Его превосходительство оказал мне любезнейший прием и оставил обедать. У него я впервые увидел кавалера д’Эона, состоявшего тогда секретарем посольства. Этот кавалер при всех своих мужеских формах имел нечто неуловимое, показавшееся мне подозрительным. У него было узкое туловище и широкий круп. Мне рассказывали, что он служил капитаном драгун, прежде чем вступить на дипломатическое поприще. Я лишь впоследствии узнал о нем то, что было известно всему свету, – он пользовался большими милостями у г-на де Гверчи.

В ближайшее воскресенье г-н де Гверчи представил меня королю. Георг III оказался человеком среднего роста и довольно дородным. В своем ярко-красном костюме, сам багровый, как его камзол, в треуголке с плюмажем, он походил на большого петуха. Я отвесил ему низкий поклон, и он соизволил заговорить со мной. Не понимая ни единого слова, я лишь возобновил свои реверансы. Он продолжал говорить, я опять кланялся. Мы не кончили бы так еще долгое время, если бы королева не помогла мне выбраться из сего затруднительного положения, спросив, откуда я родом. После моего ответа она с удивлением посмотрела на венецианского резидента, который также присутствовал на аудиенции. Ради сохранения своей репутации он заверил Ее Величество, что не имеет никаких возражений. Затем королева спросила у меня, знакомы ли мне венецианские посланники, покинувшие Лондон прошлым месяцем. Я был весьма польщен, имея возможность ответить, что в продолжение трех дней наслаждался их обществом в Лионе.

Венецианский резидент, которого оказанный мне прием сделал более учтивым, подошел и сказал:

– Почему же вы молчали, когда король спрашивал вас?

– Я не понимал ни единого слова из того обращения, коим удостоил меня Его Величество.

– По поводу вашего имени де Сенгальт король спросил, не из Ганновера ли вы, а ваш реверанс был принят как утвердительный ответ, что тем более неуместно, ибо некий Сент-Галль, а не Сенгальт был повешен там несколько лет назад как флибустьер[200], а ваш второй реверанс, вероятно, убедил короля, что вы его родственник.

Таково было происшедшее скверное недоразумение, однако и