Зов Гималаев. В поисках снежного барса - Билл Крозье

регионе произошло около сотни самосожжений. Молодые тибетцы обливались бензином, поджигали себя в знак протеста против китайской власти – и гибли в огне. У храма Джоканг такого допускать было нельзя.

Все крыши были заполнены вооружёнными людьми с телескопами и фотокамерами. На улицах за Баркхором выстроились целые отряды военных. Кроме огнестрельного оружия и дубинок, патрульные были экипированы мётлами, одеялами и огнетушителями. Они ходили против часовой стрелки, против традиционного направления, которым тёк поток паломников, по пять-шесть человек, и разгоняли любую группу, в которой замечали больше трёх молодых людей. Я умудрился втихомолку сфотографировать этот произвол, надеясь поделиться снимками с внешним миром.

Вернувшись в Австралию, я ревностно следил за новостями с Эвереста. Обычно альпинисты добираются до вершины к двадцатому мая, и, конечно, мне не терпелось узнать, как успехи у моих друзей на главном восхождении. Интернет стал мне окном во внешний мир. Крис и двое его англичан достигли вершины. Из четвёрки моих друзей-шведов Йеспер, Томас и Ларс остановились на Второй ступени, а Алекс прошёл до конца. А вот дальше было указано, что на Эвересте кто-то погиб. Готовясь к худшему, я стал читать – и увидел имя Хуана: «Испанский альпинист по имени Хуан Хосе Поло Карбайо погиб в минувший выходной, покорив самую высокую точку мира и спускаясь с Эвереста с тибетской стороны. Скорее всего, причиной смерти стало крайнее истощение», – прокомментировал организатор экспедиции, представитель непальской организации «Гиды Гималаев» Хари Парджаули. Он добавил, что сорокатрёхлетний Карбайо погиб в субботу, ранее отстав от группы, с которой взошёл на вершину.

Тело Карбайо нашёл Крис Шимец, и ему выпала неизбежная задача собрать палатку товарища и отправить его личные вещи домой родным. Хуан остался на высоте 8300 метров – остался навсегда. Опечаленный, я всё вспоминал, как мы с ним собирались заняться альпинизмом в Новой Зеландии.

В зимнем путешествии в Ладакх 2013 г., когда мы и увидели следы снежного барса, мне выпало пройти около ста километров туда и столько же обратно по замёрзшей реке Занскару.

Как я уже говорил, зимой река служила местной главной дорогой, и по пути мы встречали целые семейства, путешествующие из Леха в Занскарский регион и обратно. Мы всегда обменивались улыбками и возгласами «джулей!» (ладакхское приветствие), «намасте!» и даже «таши делек!» Конечной точкой, у которой мы поворачивали обратно, был городок Падам, где мы посетили Курча-Гомпу.

Впервые мы увидели этот монастырь над рекой, когда долину окутал туман: казалось, что Курча-Гомпа мистически парит в воздухе. Монастырские строения поднимались выше и выше по заснеженному склону. Мы карабкались по крутым проулкам Курча-Гомпы, а из громкоговорителя оглушительно доносилась мантра: «Ом мани падме хум!» Как и всегда, монахи встретили нас очень приветливо и охотно заводили разговоры. Один монах постарше пояснил, что они будут декламировать «ом мани падме хум», пока не произнесут мантру миллион раз. Дело идёт уже шестую неделю, и они почти добрались до девятисот тысяч: появился свет в конце туннеля. Всех участников ожидала хорошая карма.

В Ладакхе люди жили спокойно и относительно безопасно. Ладакх относится к Индии – демократической стране с приемлемым доступом к здравоохранению и образованию. Здесь уважали их свободу вероисповедания. Совсем иначе дело обстояло за границей, в Тибете.

Несмотря на то, что сложная ситуация в так называемом Тибетском автономном районе и страдания его жителей давно известны, мне было страшно и жутко видеть это самому. Находясь на родной земле, тибетцы сталкиваются с жёсткими запретами на собственные обычаи и религию, даже на родной язык. Китайское правительство с восторгом сообщает миру, что «со времён мирного освобождения в 1951 г. в Тибете произошли глубокие социальные изменения, в том числе демократическая реформа; Тибет открыт миру и достиг замечательного социального и экономического прогресса» (так в 2007 г. выразилось китайское Министерство иностранных дел). Они утверждают, что освободили тибетцев от крепостного права, существовавшего при «далайской клике».

Мне же чётко видится, что в 1950-х гг. мир во всех смыслах был устроен много проще – и это справедливо для любой страны. В конце концов, с того времени минуло шестьдесят с лишним лет. За этот срок большинство народов претерпели значительное развитие, и для этого их не надо было ни завоёвывать, ни «освобождать». Молодой далай-лама был такой человек, который стремился к связям с внешним миром: он уже заявлял о планах привести Тибет в новое, более прогрессивное время. Начало этому положили связи с Индией, Великобританией и другими государствами. А потом Китай, откровенно говоря, вторгся на чужую территорию и уничтожил большую часть тибетской культуры и тибетского общества. В свете китайской оккупации некоторые стали спрашивать у далай-ламы, приемлемо ли теперь вообще западным туристам ездить в Тибет. А он ответил: «Езжайте в Тибет, посмотрите те места, которые сможете, – а потом всем расскажите!»

Я видел современный Тибет – китайский. Видел я и Непал, и Бутан, и Ладакх. Все эти места крепко укоренились в современном мире, мире коммуникаций и интернета, однако они не потеряли ни свободы вероисповедания, ни исторической идентичности и продолжают развиваться. Кто знает, если и Тибету позволили бы развиваться свободно – походил бы он теперь на эти анклавы тибетского буддизма?

Я уповал, что в Долпо увижу другой аспект этого неслучившегося будущего. Любое человеческое общество, где бы оно ни обитало, естественным образом тянется к прогрессу и переживает перемены. Для большинства из нас, людей западных, этот процесс вечно ускоряется. Живёт ли Долпо в прошлом, как стагнирующее захолустье, – или, быть может, местные монахи уже носятся там с айфонами, как их индийские собратья?

Были у меня и более эгоистические мечты. Увижу ли я снежного барса? На всякий случай я уложил с собой в чемодан плюшевого снежного барсика, которого купил в одноимённом благотворительном фонде. Так я хотя бы какого-то снежного барса сниму!

Пришла пора отправиться в Долпо.

7. Долпо

Согласно мифу, в начале времён Тибет покрывал великий океан. Потом боги ниспослали ветер и песок – и создали землю. По другой версии, они прорубили между горами каналы, и океан вытек, оставив после себя Тибетское нагорье.

Происхождение тибетского народа описывается в произведении «Мани-Камбум», авторство которого приписывают правителю Тибета Сонгцэну Гампо[18]. В тексте говорится о ракшаси – демонице. Мужчина-ракшаса – чудовищный, уродливый людоед, а женщина-ракшаси хороша и привлекательна и пользовалась этим, чтобы добиться своего. Как-то раз в Тибет пришёл самец обезьяны, и демоница уговорила его жениться на ней. По другой версии, эта обезьяна по имени Пха-Трелген (Старый Отец-Обезьяна) на самом деле была воплощением Авалокитешвары, или Ченрезига,