Заветная тайна Крота Фердинанда - Микаэль Брюн-Арно

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но, по-моему, третий снимок был сделан в «Кротовой лавке». Это в нескольких часах ходьбы отсюда, по дороге к Камушкам. Именно там я купила несколько замечательных романов.

Голос, который не звучал прежде в комнате, так же внезапно умолк.

Все взоры обратились к Марии-Камелии. Она смущённо прикрыла крыльями клюв, словно сболтнула какую-то глупость. Надо же, она осмелилась вмешаться в разговор хозяйских гостей, да ещё и выдала свои собственные тайны!

— Да-да, точно, это Кротовая лавка! — воскликнул Фердинанд. — Это там, но… ох! — добавил он, потупившись. — Вы будете меня ругать, ведь именно там живёт… Э-э-э, именно там… там… О чём я говорил? — спросил он, и все посмотрели на него с искренним сочувствием.

— Огромное спасибо вам, милая барышня! — радостно воскликнул лис. — Теперь я точно знаю, куда мы идём дальше. Завтра же мы отправимся в путь! А вы, Гедеон, что вы собираетесь делать? В какие неведомые края вы полетите с вашим коллективом?

— Ну, что же, дорогие друзья, официально об этом ещё не объявлено, но я решил понемножку отойти от мира музыки. Хотя, слово Гедеона, я знаю, что он будет тосковать обо мне. Мне пора, наконец, отдохнуть! — признался им филин. — Начну с того, что откажусь от зарубежных гастролей, а потом, быть может, настанет день, когда я оставлю и «Оркестр Дубравы». Настало время заняться домом и близкими!

— Какая невероятная новость, Гедеон! — ответил Арчибальд. — А вы уже подумали, чем заполните дни, которые прежде тратили на разъезды?

— Представьте себе, подумал, — сказал филин и протянул Марии-Камелии свою чашку, чтобы та подлила в неё чай. — Я, разумеется, продолжу заниматься своими сочинениями, на которые мне раньше не хватало времени, буду ухаживать за отцом, гулять по лесу, отдыхать. И, между нами говоря… — Он подмигнул домоправительнице. — …великому Филину Гедеону Дубравному уже пора задуматься о романах… Ай-яй-яй! — внезапно вскрикнул он. Мария-Камелия была так потрясена словами маэстро, что не заметила, как стала лить кипяток не в протянутую ей чашку, а прямо на него!

Приют мастеров пера

Курица Элизабет частенько задумывалась над тем, что в её доме пора сделать ремонт. На втором этаже, стоило пойти чуть быстрее, начинал скрипеть пол, а внизу, в кухне, в чашки с имбирным чаем и на творожную запеканку сыпалась древесная пыль. Всем этим давно следовало заняться; хотя, по словам жильцов, опилки ничуть не портили изысканную стряпню хозяйки дома.

Элизабет прекрасно знала, что может попросить о помощи своего соседа Лебедя Эдгара — этот расторопный малый всегда был готов оказать услугу. Правда, курице казалось, что он посматривает на неё как-то по-особенному, а она ещё не была к этому готова. Более того, она вовсе не возражала против того, чтобы её дом на время превратился в руины, даже если некоторым жильцам это и не по нраву.

По мнению Элизабет, в этом ветхом строении таилось нечто бесконечно поэтическое. А обитатели его, несмотря на свои разочарования и ссоры, постоянно смеялись. Этот дом стал её первой собственностью, она заработала его потом своего гребешка, ей пришлось долго выплачивать его стоимость. Вначале она хотела открыть в нём постоялый двор — Элизабет обожала принимать гостей, а уж стряпня и подавно была одним из её любимых занятий. Когда она ещё жила со своими сёстрами, её трубочки из сахарной кукурузы исчезали с кухонного стола молниеносно… Но постепенно, встречаясь с авторами, пишущими о лесе, Элизабет открыла в себе страсть к литературе. Она хотела воздать должное встретившимся на её пути литераторам, и вскоре, благодаря быстро распространявшимся слухам, её «Приют мастеров пера» превратился в самый известный пансион для писателей в районе Камушков. Уютные и кокетливо обставленные комнаты, водяная мельница, сад, разбитый на берегу реки, и сама хозяйка неизменно вызывали восхищение у всех, кто бывал в этом месте.

— Доброе утро, мои цыплятки! Пора вставать! Вас ждёт хороший завтрак, а потом все смогут вернуться к работе над своими шедеврами, ко-ко-ко! — так будила курица своих обитателей ранним утром.

Элизабет поднималась каждый день с рассветом, а если солнышко не торопилось вставать, курице приходилось подгонять его. Ведь в «Приюте мастеров пера» у неё было столько дел! Ей бы никогда не пришло в голову смеяться над творцами и их капризами, но, надо признать, среди её жильцов частенько попадались настоящие недотёпы, совершенно неспособные позаботиться о себе. Будучи деловой курицей, Элизабет никогда не ворчала. С зарёй она хватала латунные чайники, висевшие на крючках под большой лестницей из морёного дуба, бежала к колодцу и наполняла их водой, возвращалась и ставила чайники на огонь. Потом она разворачивала клетчатую тряпицу, в которую был укутан испечённый накануне хлеб, нарезала его щедрыми ломтями и бросала их на сковороду с капелькой масла. Когда наставал день кладки яиц, она, убедившись, что её никто не видит, ныряла под свою кровать и доставала со свежей соломы прекрасные белые яйца. Каждый догадывался, откуда она их берёт, но никто никогда ни словом об этом не обмолвился. И когда яйца, вылитые на горячую сковороду, начинали издавать звуки, похожие на симфонию изысканного вкуса, жильцы не задерживались в своих комнатах. А кто приходил первым, тот получал первую порцию! «Приют мастеров пера» славился своими бутербродами «Ко-ко-ко» с жареными шампиньонами, а также любезностью своей хозяйки.

— Доброе утро, Элизабет, — любезно проговорил старый енот-полоскун Гораций, усаживаясь за большой семейный стол. — Вы сегодня не собираетесь в город? Мне нужно, чтобы кто-то зашёл в канцелярский магазин за бумагой. Я чувствую, что ко мне возвращается вдохновение, и сегодня я испишу немало страниц!

Енот-полоскун был в таком восторженном состоянии, что деревянная лавка под ним ходила ходуном.

— Гораций, — ответила курица, подавая ему свой фирменный бутерброд «Ко-ко-ко», — я ездила в Камушки позавчера, и вы прекрасно знаете, что я бываю там не чаще, чем раз в неделю. У меня здесь хватает забот с жильцами, ко-ко-ко! Куда вы подевали бумагу, которую я дала вам во вторник?

— Ну, она никуда не делась, но кто знает, что может случиться, если вдруг из-под моего пера рекой польются новые рассказы, а у меня закончится бумага и я не смогу облечь мои мысли в слова?

— Гораций, цыплёночек мой, бумага — это как мои бутерброды! Прежде чем попросить добавку, разумно будет доесть то, что тебе уже дали! — посоветовала Элизабет. — Ну, давайте же, съешьте, пока горячее, — сказала она, погладив енота, который обиженно