Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

как на источник своих сведений да еще облекает «таинственность» в непроницаемость «по долгу службы», то такое показание надо выбросить, с ним не считаться, ибо вы не можете проверить его достоверность.

Ротмистр сообщил по начальству. Денисенко числился в либералах, но ввиду его популярности, безупречной службы и солидных знаний решили «обезвредить его». Дали И. В. Денисенко чин тайного советника и назначили в гражданский департамент Новочеркасской судебной палаты председателем. Типичнейшего судью-криминалиста на старости лет посадили в гражданское отделение. Старшим председателем, первым по открытию Новочеркасской палаты, был Крашенинников. В то время он еще не успел нашуметь. Он достиг печальной известности как судья в Петербурге в той же должности. Был он моложе годами Денисенко и назначен старшим, будучи председателем Орловского окружного суда. Затем был старшим председателем известный судебный деятель Хлодовский, которого считали жестоким судьей в делах политических. Когда же назначили Преснякова, то Денисенко не скрывал своего возмущения. Пресняков состоял председателем Минского окружного суда, и Щегловитов нашел возможным представить его на утверждение в старшие председатели судебной палаты[440] за следующее дело.

Три охотника-поляка травили лисицу, которая вскочила в часовню, стоявшую в степи. Часовня (православная) была без присмотра, брошена, двери плохо закрывались, в часовне не было икон и других предметов культа, окна выбиты, крыша проломлена. Лисица забилась под пол, и выгнать ее оттуда было невозможно. Бешено рвались собаки, вскочившие в часовню, но лисица нашла безопасное место. Охотники пошли в ближайшее поместье крупного помещика-поляка просить лом и топор, чтобы поднять пол в часовне и достать лисицу. Помещик (забыл фамилию) распорядился дать инструмент и вместе с управляющим, также поляком, пошел смотреть, как выгонят лисицу. Взломали пол в часовне, лисица выскочила, и ее пристрелили.

Отношение русской власти к полякам в бывшем Западном крае известно[441]. Эту историю с лисицей обратили в дело о кощунственном оскорблении святыни, так как в часовне имелось «освященное место бывшего престола», считающееся навсегда «священным», а потому неприкосновенным. Все участники, не только охотники, но и давшие лом и топор и присутствовавшие при взломе пола престарелый аристократ-помещик и его управляющий, были привлечены к уголовной ответственности за кощунство — преступление, караемое каторгой, почему привлеченные были заключены в тюрьму[442].

Судебный следователь не нашел состава преступления и направил дело на прекращение. В мотивах было сказано, что умысла оскорбить святыню не было, что наружный и внутренний вид часовни ясно показывали, что это брошенное, стоящее без надзора сооружение с выбитыми стеклами окон, протекающей крышей и не запирающейся дверью не может быть святыней, а ввиду отсутствия икон и крестов поляки не могли знать, что это здание — бывшая часовня, а не караулка или что-либо другое. С этим заключением согласился и прокурорский надзор, и оно вступило в окружной суд. Пресняков посмотрел на дело иначе. Как радетель православия, он нашел заключение следователя неправильным. Когда же один из членов суда пытался доказать правильность заключения, то Пресняков предложил ему остаться при мнении. Большинством голосов окружной суд отменил постановление следователя, а затем состоялось иное постановление. Все лица были привлечены и, после выполнения всех требований Устава уголовного судопроизводства, преданы суду. Дело было назначено к слушанию в глухом местечке Минской губернии. Пресняков лично поехал председательствовать. Присяжные заседатели, сплошь мужики под водительством Преснякова, вынесли всем подсудимым обвинительный приговор без снисхождения, и всех подсудимых приговорили к ссылке в каторгу. Дело нашумело, заговорили о нем в газетах. Приглашенные лучшие адвокаты принесли кассационную жалобу, но Сенат оставил ее без последствий.

Не знаю, выжил ли старик-помещик и какая судьба его постигла. Говорили о подаче на высочайшее имя, но последовало ли помилование — не знаю. В воздаяние за великую услугу православию и государственности Щегловитов провел Преснякова, совершенно ничтожного судью, на высокий пост старшего председателя.

Внешний вид Преснякова был отвратителен. Небольшого роста с очень широким туловищем. Большая голова совершенно голая, дынеобразная, суживающаяся кверху. Глаза без ресниц, воспаленные, прикрыты светло-дымчатыми очками. Цвет лица красновато-желтый, болезненный. Мундир тесно стягивал уродливое туловище на тонких растопыренных коротких ногах. Казалось, что если расстегнуть мундир, то все содержимое осядет и выльется жижица, наполняющая тело. Таков без преувеличения был Пресняков. Голос слабый, говорит с пришептыванием, сильно картавит. На щеках слабая растительность.

— Видали красавца? — сказал Денисенко. — Первый визит он нанес архиерею, отслужил молебен, затем представился атаману, а потом удостоил нас. До его прихода в палату пришел курьер и поставил в кабинете маленькую иконку, освященную воду и просфору.

Грустно покачивая головой, Денисенко добавил:

— Начинается гнилостное заражение и в нашем ведомстве. Все делаемое Пресняковым пустяки, конечно, если бы он был сведущим судьей, имел бы необходимые знания, чтобы вести судебный округ, имел бы авторитет в ведомстве. Но хорошо его знающие бывшие сослуживцы говорят о нем как о полном ничтожестве и плохом человеке.

Вот кто волею Щегловитова призван был возглавить округ Новочеркасской палаты, а не Денисенко, благородный, знающий, умница и приятный человек. Сидел Денисенко в гражданском отделе, приучался на старости лет к новому, сложному, требующему много знаний делу. Председательствовал. Члены палаты при нем были знающие цивилисты, и судебное производство не страдало. Обычно палата до заседания обсуждала более серьезные дела. Отношение Денисенко к адвокатуре было наилучшее. Некоторые из нас, в числе их и я, часто с ним общались.

Пресняков воевал по делам политическим, награждая подсудимых каторгой и ссылкой, причем костюм подсудимого, который он носил до и во время совершения преступления, имел значение у Преснякова при определении наказания. Он всегда добивался знать костюм подсудимого, почему спрашивал:

— Подсудимый, как вы были одеты тогда-то?

Ответ:

— Косоворотка.

— А пояс какой был на вас? А головной убор?

Некоторые адвокаты вышучивали его очень тонко. Так, в одном «политическом процессе» имелась печатная прокламация, выдержки которой приводились в обвинительном акте, и эта прокламация была хорошо знакома участникам процесса. Один из защитников просил палату огласить эту прокламацию, что, по закону о прочтении документов, обязательно. Пресняков неохотно подчинился и читал. В прокламации было сказано: «Подлое, подкупное царское правительство…». Прочел Пресняков, а защитник к нему:

— Я не расслышал, какое правительство?

Пресняков осерчал и громким голосом сердито:

— Подлое, подкупное.

Заулыбались подсудимые, кое-кто из сословных представителей, а Пресняков продолжал читать.

Все его приговоры были жестоко-суровы. Члены палаты были им подобраны «бессловесные».

Проходили годы. Началась война[443], но мы еще жили полною жизнью. Денисенко стал хворать. Посетил его. В разговоре случайно узнал, что ему через месяц исполняется семьдесят лет и сорок восемь лет служения в юстиции. Я пригласил нескольких адвокатов и возбудил вопрос о чествовании Денисенко. Отозвались все душевно.