Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

что эта книга была написана честно и невинно. Простите мне плохие стороны и помните меня за красоту и страсть, которые я пытался вложить в нее. Она не аморальная, не грязная – она просто представляет собой огромный клад моей души. Говоря это, я чувствую себя лучше. Моя энергия полностью иссякла – мне казалось, что я должен упасть замертво, когда я дошел до последней запятой. Я чувствую себя так, словно моя жизнь начинается заново, и что я буду делать год или два, и где я буду, я не знаю.

Но помните, что я пишу вам это не по какой-либо иной причине, кроме как из-за огромного уважения, которое я к вам питаю. Мысль о том, что я мог написать что-то, что заставит вас изменить любое хорошее мнение, которое вы когда-либо имели обо мне, заставляет меня задуматься.

Но я не могу продолжать объяснения вечно. Пожалуйста, прочтите «Примечание для издателя» [Примечание для читателя издательства], прежде чем начать.

Вот оно – в нем мое сердце.

Джулии Элизабет Вулф [*]

Гарвардский клуб

Западная 44-я улица, 27

Суббота, 31 марта 1928 года

Дорогая мамочка!

Несколько дней назад я закончил книгу, над которой работал последние двадцать месяцев, и в понедельник отправил экземпляр в издательство. Не знаю, к какому решению они придут, и узнаю это не раньше, чем через четыре недели. Книга получилась большая, но, надеюсь, не настолько огромная, чтобы ее нельзя было опубликовать. Мои друзья исполнены радужных надежд – в отличие от меня. Я настолько выдохся, что просто не нахожу сил ни надеяться, ни отчаиваться. До конца занятий в университете осталось шесть недель мне же кажется, что шесть лет, но я возьму себя в руки и доведу свой курс до конца.

Не знаю, какая судьба ожидает эту книгу будем оба надеяться, что успех, но, так или иначе, я всегда доводил до конца дело, за которое брался. По-моему, неудача обычно постигает тех, кто бросает начатое на полпути. Несмотря на то, что я не знаю, какая участь ожидает книгу, я охвачен радостным предчувствием победы. Это был огромный труд, который отнял полтора года моей жизни и в конце концов чуть было не свел меня с ума, но я его все-таки завершил. Не сомневаюсь, что, остановись я на полпути, я бы тем самым нанес себе страшный вред, и мне бы все равно пришлось вступить в тяжелый поединок с самим собой когда-нибудь потом. Но, так или иначе, я наконец-то понял, как надо работать, а это само по себе кое-что значит.

Ну а теперь, мамочка, мне просто необходимо передохнуть, но вряд ли сейчас получится: на следующей неделе начинаются пасхальные каникулы, от которых мне мало толку. В Нью-Йоркском университете студенты будут отдыхать только три учебных дня четверг, пятницу и субботу. Поскольку мое последнее занятие на неделе обычно бывает вечером в четверг, это значит, что у меня получается всего один лишний день. Если бы я решил приехать домой, мне пришлось бы выехать не раньше чем в 9.30 вечера в среду и вернуться в понедельник к 18.30. Поэтому я приеду только в мае: экзамены начинаются 14 мая, и я должен освободиться к 25-му. Если между экзаменами будет промежуток в неделю, я смогу им воспользоваться, если нет, то приеду, когда экзамены закончатся. Этим летом я, наверное, опять поеду за границу. Планы на будущее, как всегда, туманны. В университете очень хотят, чтобы я снова стал у них преподавать, и мне даже предложили прибавку, правда очень маленькую, то, что они могут. Но все зависит от книги: если какое-нибудь издательство возьмет ее, я тотчас же брошу работу и стану писать новую книгу, о которой я уже думаю.

Если с книгой ничего не выйдет, я все равно брошу преподавание. Пусть только кто-нибудь скажет мне теперь, что преподавать легко – это изнурительный труд, если делать свое дело хорошо. Поскольку я никогда не собирался быть преподавателем и взялся за преподавание исключительно для того, чтобы иметь возможность писать, то, возможно, через какое-то время Я попытаюсь пойти на более выгодный в материальном отношении компромисс например, займусь рекламой. Другими словами, если уж надрываться, так хотя бы за хорошие деньги. Ты со мной не согласна? Я напишу тебе подробнее в другой раз. Я давно не получал от тебя никаких известий. Пожалуйста, дай мне знать, как у тебя дела. Как ты себя чувствуешь? Как семья? Как твой бизнес? Скажи Фреду, что ему напишу письмо. Этот бостонский инцидент – сущая ерунда. Я имею в виду сплетню Хильды. И Хильда, и Элен обожают чесать языки; если у них нет «истории», они ее тут же изобретают. Вот одна из трагедий нашей жизни – люди не могут ничего совершить, потому что тратят себя в дурацких разговорах. Я начинаю понимать, что единственное, что нам остается, это делать свое дело и, стиснув зубы, не обращать внимания на весь этот треп. В детстве Я любил мечтать, что у меня пять или десять миллионов долларов и я трачу их на паровые яхты, автомобили, огромные поместья и прочую роскошь. Теперь я знаю, что не в этом счастье: единственный способ стать счастливым – это отыскать себе занятие по душе и работать не покладая рук. Может, и это не принесет мне радости, но если бы я бездельничал, то через полгода наверняка был бы конченым человеком.

Впервые за два года я решил встать на капитальный ремонт. Я уже побывал у зубного врача и, наверное, схожу к окулисту. У меня что-то с глазом, но я думаю, что, если несколько дней отдохну, все будет в порядке. Собственно говоря, со мной все в порядке, не считая головы: у меня такое ощущение, что мои мозги превратились в холодную манную кашу. Я был уверен, что зубной врач скажет, что мне нужно вставить новенькие, сверкающие, скрежещущие протезы, но оказалось, что у меня всего лишь одна маленькая дырка и еще выпала пломба.

Стало быть, я протяну еще несколько месяцев.

Напиши мне, началась ли наша удивительная горная весна. Здесь весна сначала вроде бы наступила, но пару дней назад явно передумала – дождь и холод! Но, слава богу, это ненадолго.

Напиши, когда сможешь. Передай привет всем остальным

Твой сын Том

Гомеру Э. Уотту

Гарвардский клуб

Нью-Йорк

1 апреля 1928 года

Конфиденциально

Уважаемый профессор Уотт:

Я пишу вам это письмо до разговора с вами, потому что чувствую, что вам