Творцы истории. Кто, как и почему сформировал наше представление о прошлом - Ричард Коэн

Исторический факультет Оксфорда был крупнейшим из гуманитарных, и до 30 % его студентов специализировалось в основном на Средневековье и раннем Новом времени. В 1920‐х годах в Оксфорде до 1/5 учащихся не заканчивало курс. В 1927 году Тейлор, избравший темой дипломной работы правление Ричарда II, получил высший балл (и изобразил удивление), однако имел слабое представление о том, что делать дальше. В автобиографической статье он рисует карьеру так:

Галицийский священник объяснял крестьянину, что такое чудо:

– Допустим, я упаду с колокольни и останусь невредим. Как ты это назовешь?

– Случайностью.

– А если я снова упаду и снова останусь невредим?

– Тоже случайность.

– А в третий раз?

– Привычка[910].

Жизнь Тейлора, по его словам, была именно такой чередой случайностей – как, впрочем, и сама по себе история. Это принесло ему прозвище – не совсем справедливое – “историка волей случая”[911]. После выпуска Тейлор поехал в Лондон и поступил практикантом в контору дяди-солиситора, который представял деятелей левого толка, в том числе Дж. Р. Макдональда и Г. Дж. Уэллса. Родители продолжали его баловать, сняли дорогую шестикомнатную квартиру (с экономкой) на краю Хампстед-Хит. Тейлор, чтобы стать барристером, по совету дяди подал документы в школу Внутренний Темпл.

Правоведение, однако, недолго занимало Тейлора, и в 1928 году он отправился в Вену, чтобы найти связи города с радикалами из английского парламента перед революциями 1848 года. В Австрии Тейлор провел два года. Когда изыскания зашли в тупик, он обратился к изучению Рисорджименто, вернулся домой в 1930 году и занял должность младшего преподавателя в Манчестерском университете – в то время самое подходящее в Великобритании место для изучения истории.

Год спустя в его жизни появился важный наставник – историк парламентаризма Льюис Бернстейн Нэмир (1888–1960). В Манчестере Нэмир, добившийся известности работами о политической жизни при Георге III, занял должность профессора современной истории. Нэмир [наст. фамилия Намеровский], польский еврей, приехал в Англию в 1907 году, учился в Баллиоле, участвовал в Первой мировой войне и избрал делом своей жизни изучение английской истории. По мнению Э. Х. Карра, Нэмир был “крупнейшим английским историком… после Первой мировой войны”, а по словам С. В. Веджвуд – “лучшим автором-историком нашего времени”. Теперь Нэмир был коллегой Тейлора. Он поручал ему доводить до ума рукописи, называл своим “доброжелательным критиком” и замечал, что у молодого коллеги замечательная интуиция и спосособности к добыванию материалов, подтверждающих его гипотезы. Биограф Нэмира Линда Колли утверждает, что “Тейлор в значительной степени написал те книги, которые собирался написать Нэмир”[912]. Тейлор признавал, что Нэмир “много лет занимал центральное место в жизни”, но обычно прибавлял: “Возможно, это он был моим учеником, а не я – его”.

Главным же учителем Тейлора, по его словам, был А. П. Уодсворт – сначала замредактора, а затем редактор Manchester Guardian. Когда Нэмиру надоело сочинять для газеты рецензии, он предложил Тейлору взять эту обязанность на себя, как и журналистскую работу для New Statesman и Times Literary Supplement. Растущий объем внеакадемических занятий отвлекал Тейлора. Его первая книга, “Итальянский вопрос в европейской дипломатии. 1847–1849 годы”, появилась лишь в 1934 году, но после его было не остановить. В целом Тейлор опубликовал двадцать три книги, множество эссе и невероятное количество (около 1600) книжных рецензий. Писательство (по словам второго из трех его биографов Кэтлин Берк) сделалось его “первичным побуждением”, формой обсессивно-компульсивного поведения, свойственному ему на протяжении всей жизни. Много лет он писал об истории и политике для Manchester Guardian и Observer, о политике и истории – для New Statesman, а обо всем, что приходило ему в голову, – в Sunday Express и множестве других таблоидов: Daily Herald, Sunday Pictorial, Raynolds’ News, News Chronicle и Sunday Graphic. Когда ему платили, он писал. “Большая часть его статей для популярной прессы была чепухой, и он это знал, – напишет The Guardian о его работах в конце карьеры. – Он эксплуатировал свою способность к беглому письму и наживался на своей известности”[913].

В 1938 году Тейлор, к своему удовольствию, стал (после двух неудачных попыток вернуться в Оксфорд[914]; одним из его конкурентов выступил Хью Тревор-Ропер) членом совета колледжа Св. Магдалины – самого богатого подразделения университета – и занимал этот пост до 1976 года. Во время войны Тейлор служил в ополчении, а в 1945 году напечатал “Курс германской истории”, ставший в Великобритании и США бестселлером. Этот успех также обозначил начало ухудшения отношений Тейлора с Нэмиром, задумывавшим аналогичную книгу. Тейлор, хотя и признававший огромный интеллектуальный долг перед манчестерским другом, изобразил его как самовлюбленного болтуна, совершенно не знающего никакой истории, кроме перемен в политической власти, игнорировавшего беллетристику, музыку, театр и, конечно, ТВ. Кроме того,

хотя его сочинения составляют внушительный [некоторые спрашивали, не имел ли он в виду “пугающий”?] массив на полках, среди них нет ни одного законченного шедевра, который он надеялся написать… Странность этого великого человека заключалась в том, что он, умея с равным успехом пользоваться и микроскопом и телескопом, никогда не мог справиться со средним диапазоном повседневности. Он был великолепен, когда разбирал мельчайшие детали какой‐нибудь кажущейся пустяковой сделки; и столь же могущественным, когда он обнимал историю целого века или континента в одной-единственной лекции. Но он не умел строить последовательное повествование. Его работе недоставало динамики, которую многие считают сущностью истории. Она была скучной и застывшей, как и сам этот человек[915].

Никто не смог бы сказать того же о Тейлоре. Уже в начале писательской карьеры он умел заинтересовать людей историей, изобразить ее занятной и даже забавной[916]. Его лекции в Манчестере и Оксфорде специально назначались на раннее утро, поскольку всегда привлекали толпу слушателей. “Я историк прямого повествования; мне нравится рассказывать истории”, – объяснял Тейлор. Однажды он сказал коллеге-журналисту:“Без толку заниматься историей, если не можешь сделать ее такой же увлекательной, как хороший роман. Она даже увлекательнее… Лучше совсем не писать книги, если они будут просто собирать пыль на библиотечных полках. Пишите короткими предложениями. Затем добавьте несколько длинных. Подчеркивайте людей. Выстраивайте характеры. Получайте удовольствие. Наслаждайтесь. Вы должны удовлетворенно улыбаться после тяжелого писательского дня”[917][918].

Он никогда не боялся выносить суровые приговоры, и читатели любили его, несмотря на то что коллег эти суждения порой заставляли недовольно кривиться. Он умел взять достаточно известные предметы и заставить читателя взглянуть на них по‐другому.