Никита Хрущев. Вождь вне системы - Нина Львовна Хрущева

компании ответили, что снимков и записей с ботинком не обнаружено. В свою очередь, «Нью-Йорк таймс», сопровождая статью о стуке, опубликовал фотографию с ботинком — бежевой летней сандалией с ремешками на резиновой подошве, — стоящим на столе перед Хрущевым, но не в его руке. То есть ботинок был, но стука не было.

Правда, переводчик Виктор Суходрев не раз упоминал о стуке и в интервью, и в своих воспоминаниях, но моя мама Юлия, которая с ним дружила, вспоминала, что эти рассказы появились позже.

Сам Хрущев, надиктовывая мемуары, тоже говорил о ботинке. Якобы по официальному дипломатическому протоколу, если страны считали себя «оклеветанными», им полагалось выражать протест выходом из зала. Но Хрущеву это показалось недостаточным, и, вспомнив эсеровскую молодость, он последовал примеру депутата от социал-демократов в императорской Думе Григория Петровского. Петровский часто свистел и кричал, чтобы сорвать дебаты враждебного «буржуазного» собрания. Решив поступить так же, премьер так сильно стучал кулаком по столу, что у него упали часы, и, наклонившись, чтобы их поднять, он внезапно подумал, что, если он ударит ботинком по столу, он может вызвать еще больший ужас[652]. Трояновский и Аджубей, которых, правда, там не было, эту версию подтверждают.

При этом одна из обслуживающих ту ассамблею женщин настаивала, что из-за живота Хрущев просто не мог бы нагнуться под стол[653]. По версии Сергея, дело было не в часах, а в том, что, когда Хрущев подходил к месту советской делегации, идущий сзади наступил ему на ногу, и сандалия соскочила. За ним шли люди, он не мог остановиться, и потом кто-то из обслуживающего персонала принес ее и положил на стол.

После многолетнего исследования этого инцидента я думаю, что, если он и взял ботинок в руку, все-таки им не стучал. А когда американцы стали эту историю раздувать, пожалел об этом. Их занимала хрущевская обувь еще в 1953 году, когда, описывая «новое направление России», они первый раз поместили его на обложку журнала «Тайм» с подзаголовком: «Коммунист Хрущев: супербомбы и удобная обувь».

В 1960-м пресса не упустила случая его еще больше демонизировать по формуле Чехова — если на стене висит ружье, оно должно выстрелить. Раз ботинок есть, он должен стучать. Без этого события характер «урагана Никиты» остался бы неполным. Хрущев же присвоил себе стук, чтобы еще больше усилить свой эпатаж. Он с негодованием наблюдал на Генеральной Ассамблее превосходство западных государств, которые, несмотря на корректную риторику, считали социалистические и развивающиеся страны государствами второго сорта. На такое лицемерие и ботинком стукнуть не грех.

На сандалию с юмором отреагировал министр иностранных дел Австрии Бруно Крайский, будущий канцлер. Утром 13 октября, когда вся Америка разворачивала газету «Нью-Йорк таймс» с историей — историями — о шокирующем инциденте, Крайский прислал своему давнему знакомому увесистую посылку с запиской: если тот захочет в будущем закрепить свои аргументы обувью, надо использовать вот такую. В коробке лежали горнолыжные красно-белые ботинки цветов австрийского флага. Хрущев очень веселился от такого подарка и проникся еще большей симпатией к остроумному министру.

Когда 8 ноября 1960 года Джон Фицджеральд Кеннеди был избран президентом США, Хрущев не скрывал удовлетворения. С Эйзенхауэром долгосрочной дружбы не получилось, вице-президенту Никсону, который баллотировался от республиканской партии, он не симпатизировал, а с 40-летним неопытным Кеннеди можно было начать отношения с чистого листа.

В конце ноября Хрущев встретился с Вальтером Ульбрихтом — они были знакомы еще со Сталинграда, когда оба пытались убедить деморализованных фашистских солдат перейти на советскую сторону, — и могли быть друг с другом откровенны. Немецкий коммунист бил тревогу: ГДР уже потеряла три миллиона граждан, утекающих через открытую городскую границу на более комфортабельный Запад. По Берлину ходил анекдот: «„Какой самый великий полководец Германии?“ „Вальтер Ульбрихт. Он обратил в бегство целых три миллиона и взял в плен еще пятнадцать“».

Ульбрихт давно настаивал на перекрытии входов и выходов между двумя Берлинами и обвинял западную пропаганду в агитации перебежчиков. Хрущев объяснял старому другу, что, несмотря на угрозы о лишении Западного Берлина международного статуса, на практике полный контроль ГДР над городом невозможен. «Мы разработаем с вами тактику постепенного вытеснения западных держав из Западного Берлина, без войны», — обещал Хрущев[654]. Немцу этого было мало, и на встрече стран Варшавского договора в марте 1961-го он предложил возвести границу с колючей проволокой.

Между тем Кеннеди не собирался начинать отношения с чистого листа. Риторика новой администрации была жесткой. Молодой президент решительно демонстрировал, что не даст коммунистам спуску. Хрущев пока не реагировал и, когда 10 апреля 1961 года он принял Уолтера Липпмана, известного американского журналиста (и пропагандиста превосходства США), был настроен вполне дружелюбно: «Мы готовы сделать все для гарантии свободы и независимости Западного Берлина и невмешательства в его дела»[655].

Хрущев мог позволить себе быть щедрым. 12 апреля 1961 года на корабле «Восток-1», к международному потрясению, большему, чем запуск спутника, Юрий Гагарин совершил полный оборот вокруг Земли. Пусть СССР и отставал от США по уровню жизни, он выигрывал в космосе. Огромные толпы, приветствовавшие Юрия Гагарина по возвращении в Москву, гордились своей коммунистической родиной. Гордился и первый секретарь. После приземления космонавта он сразу поговорил с ним по телефону, его лицо лучилось от счастья. Брежнев, недавно сменивший Ворошилова на посту председателя Президиума Верховного Совета, сидел рядом, и Хрущев, щедро делившийся своей радостью, сказал молодому герою: «Вот Леонид Ильич рвет трубку». Хотя Леонид Ильич, как-то даже глуповато улыбаясь, ее совсем не рвал.

Тогда всю страну, весь мир обошли кадры: вернувшийся в Москву первый космонавт идет в широкие объятия Хрущева. Но после 1964 года эти кадры отретушировали, Хрущева убрали, и теперь Гагарин шел в никуда, а потом вдруг оказывался рядом с Брежневым. Таким образом, космос перестал быть завоеванием первого секретаря и стал победой сменившего его генерального. Прабабушка рассказывала, что, когда прадедушка впервые увидел эти фальшивки по телевизору, он чуть не плакал. Он любил Гагарина как сына, а теперь лишился и этой гордости.

Информация ТАСС о направлении 12 апреля 1961 года президентом США Дж. Ф. Кеннеди из Нью-Йорка телеграммы Н. С. Хрущеву с поздравлением по случаю полета первого астронавта Земли в космическое пространство

13 апреля 1961

[ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 43. Д. 1011. Л. 1]

Ю. А. Гагарин, жена Валентина, А. И. Аджубей, Н. С. Хрущев, Н. П. Кухарчук и Л. И. Брежнев рассматривают статью